wheel: 0
touchStart: 0
touchMove: 0
Снято на Samsung
Galaxy S7 edge
Университет Высшая школа экономики появился в Москве 25 лет назад и на сегодня представляет собой современную альтернативу классическому МГУ. Этой зимой Вышка вошла в топ-100 мирового рейтинга молодых университетов (младше 50 лет). Диплом Вышки котируется очень высоко в самых разных сферах, а в значительной степени этот успех предопределили основатели школы, среди которых ректор Ярослав Кузьминов, сыгравший главную роль. Особая харизма и преподавательский талант, способность смотреть на все с позиций современного молодого человека, отсутствие дистанции между студенческими задачами и задачами институции – Кузьминов на деле показывает, как работает экономика развития. Именно он во многом определил повестку образовательной политики страны сегодня, и понятно почему – он убедителен, остроумен и готов к неожиданным вопросам. Поэтому Вышка – высшая школа далеко не только экономики.
Вы выгодный журналист, сразу подсказываете, что ответить (смеется). Последние лет 15 мы регулярно задаемся вопросом: не устроить ли ребрендинг? Потому что теперь экономисты составляют только треть от студентов и ученых Высшей школы экономики. И каждый раз мы решаем оставаться ВШЭ. А как оправдываться, вы сказали – в конечном счете мы готовим людей для поднятия экономики в разных сферах.
На рубеже 90-х годов экономист рассматривался как человек, который не просто оптимизирует расходы, а конкретно научит, как тебе жить. Мы сразу стали университетом реформ. Тогда была эйфория от распада бюрократии, перехода к рынку, свобода, и нашей задачей было учить, как этой свободой воспользоваться. Но реформы, вообще экономическая политика – дело комплексное. Не одних экономистов дело. Первыми к нам подтянулись социологи, политологи и юристы, потом стали приходить целыми командами ученые разных направлений: филологи, историки, философы, психологи, математики. Знаете сказку такую: «Кто в тереме живет?». Разные звери подселялись. Мы теперь просто университет, исследовательский университет. А буквально на днях мы приняли решение о создании лаборатории физики конденсированного состояния, и, надеюсь, скоро она вырастет до полноценного физфака.
Школа дизайна, сразу скажу, самые активные, им больше всех надо: они все время расширяются, все время прибегают с новыми проектами. А вообще у нас все беспокойные, даже чистые математики. Постоянно затевают новые исследования.
Я считаю, что университет и студенты вообще должны быть беспокойные. Если студент спокоен, это не университет, а пансион благородных девиц. Наука – это поле огромного эмоционального напряжения, оно выплескивается в самые разные стороны. Мы учим студентов, изначально интеллектуальных лидеров: средний балл ЕГЭ за 90, треть – победители олимпиад. Когда они собираются вместе, все бурлит.
Обратная связь имеет смысл всегда. Даже когда определяем, какие направления исследований поддерживать или сколько какому преподавателю платить. Студент не клиент университета, он его участник.
У нас давняя традиция – ежегодное голосование студентов и выпускников за лучшего преподавателя: в этом году в нем приняло участие более 70%. Кстати, по итогам этого голосования примерно треть преподавателей (самые популярные) получают весь следующий год удвоенную зарплату.
Вообще в вузе главный канал обратной связи – это обычный учебный процесс. Если ты не бубнишь по бумажке, тут же обратную связь получаешь, по крайней мере, от активных студентов.
Не только – с однокурсниками и учениками. Я стал ректором Вышки в 35, когда у меня уже были аспиранты, даже защитившиеся. Это была когорта молодежи с вкраплениями людей более зрелого возраста: академик Револьд Энтов (ему сейчас 85 и он очень активен), Евгений Ясин, Овсей Шкаратан, покойный академик Гранберг, наш крупный экономист-регионалист, а также недавно ушедший замечательный эконометрик Эмиль Ершов. Это были выжившие шестидесятники. И мы с ними хорошо понимали друг друга.
В молодости ты ощущаешь равенство и готов на большие дела. Если такая команда сформировалась, у нее часто заряда хватает на десятки лет. Она противостоит иерархической организации. Тут есть доверие, но есть и взаимная критика и оценка – это очень важно. Вышке повезло, что ее делала команда таких людей.
Впрочем, в одновозрастной команде есть и «темная сторона» – она настолько сплоченная, что консервирует себя, не допускает младших. Но мы так часто это видели со стороны, что нам, надеюсь, относительно легко с этим бороться. Примерно 10 лет назад мы начали приводить в руководство университета совсем молодых, тогда 30-летних людей. Сейчас им по 40, и они, в свою очередь, приводят тех, кому по 30. В общем мы не задаемся вопросом, «где же та молодая шпана/что сотрет нас с лица земли». Шпана уже здесь.
Мы участвуем в двух платформах онлайн-образования – в международном Coursera, и Российской национальной платформ. Это не эдьютейнмент, конечно, а вполне серьезное образование, интерес к которому растет только по нашим курсам каждый год вдвое! На курсы ВШЭ сейчас подписаны 700 тысяч слушателей, из них половина – нероссийские граждане. В США десятки тысяч людей изучают курсы ВШЭ.
Пока это сплошные затраты: мы тратим на производство и поддержку каждого нового курса около полумиллиона рублей, а заработали на всех 80 курсах в лучшем случае несколько миллионов. Но я уверен, что через 10 лет онлайн-курсы будут приносить в университет деньги, сравнимые с доходами от очного обучения.
Мы и эдьютейнментом занимаемся. Есть серия лекций «Университет, открытый городу» – в парках и музеях наши ученые читают около сотни лекций. За анонсами можно следить на сайте moscow.hse.ru. Одна сторона эдьютейнмента – учиться, чтобы провести время. А вторая – находить фан в решении интеллектуальных задач.
Качество среды, которая нас окружает. Мы не должны пробираться по кромке рядом с потоком машин. Замечательно, что сейчас расширяются тротуары, ограничиваются полосы движения – да, кому-то становится неудобно, но большинству людей от этого станет лучше. Пройдитесь по Мясницкой – это же другая улица! Была стоянка машин в три ряда, а сейчас широченные тротуары, столики и скамейки на улицах.
Ну, можно было бы еще одну вещь поменять – убеждение некоторых городских менеджеров, что их вкус самый лучший и что плоды его должны быть растиражированы на каждой улице.
Предлагать свое! У них, кстати, есть хороший проект, одобренный городом, – дизайн московских школ. В Москве много делается, чтобы школы и обучение были лучше, но 90% московских школ – унылые коробки 50–70-х годов. Ребята сделали несколько проектов, где без переноса стен выстроена новая среда. Просто красками и мебелью. Эта программа только стартовала.
Чтобы профессионалы начали влиять на эстетику городской среды, они должны чувствовать, что у университета более широкая миссия, чем зарабатывание денег. Когда ты просто борешься за деньги, начинаешь подстраиваться под вкусы тех, кто их раздает. Нам же необходимо приучать наших дизайнеров и урбанистов проявлять больше инициативы для города. Мы, возможно, самый крупный консалтинговый центр в России, но все наши удачные проекты изменений были сделаны бесплатно. Крупное социальное предложение ты должен сделать даром, потому что как гражданин считаешь это важным. Тогда тебе поверят.
У меня нет времени куда-то водить гостей в Москве – встречаюсь на работе. У нас интересный вид на Мясницкую открывается через окна столовой в новом корпусе. Рядом с нами, буквально через два дома от главного корпуса, есть малоизвестный небольшой музей «Огни Москвы». Там можно позажигать фонари разных эпох – довольно увлекательное занятие. А вообще, по Москве надо гулять – только так ее можно прочувствовать. Гостями мои коллеги занимаются – я присоединяюсь, когда получается. Чаще всего водим всех в театр. С иностранцами это Большой или «Стасик» (Театр им. Станиславского и Немировича-Данченко). С русскими – Фоменко, Вахтанговский, МХТ – стандартный набор.
Москва очень разная, это город с очень большим и живым центром. Москва – город замечательной культурной ночной жизни, которая поддерживается не только кафе и клубами, но и большим количеством магазинов, чего нет почти ни в одном городе мира. Даже Шанхай и Токио – выключающиеся города, Москва не выключается.
По сравнению с другими российскими городами Москва – достаточно открытый город в отношении приезжих, при этом жесткий, деловой. Это не город-музей и вообще не слишком туристический город. Москву можно сравнить только с Нью-Йорком.
Главный ресурс города – это те люди, что хотят его изменить. Не уехать, не прожить как-нибудь, а изменить, сделать по-новому: умно и интересно. Город должен воспитывать и удерживать своих интересных людей, платящих налоги и зарабатывающих. Москве это удается лучше, чем другим крупным российским городам-миллионникам. Москва амбициозному человеку дает возможность себя реализовать.
Наша миссия – сделать ту Москву, о которой мы говорили, еще и городом интеллигентным. Сейчас по уровню интеллигентности она не является чемпионом. Это касается стилевого парадокса, отношения к образованию, поведения на улице.
А Москва – город победившего среднего класса, тех, у кого появляются лишние деньги и есть возможность выбирать. От выбора людей очень многое зависит. И расширение пешеходных зон, ограничение парковок, маленькие «необычные» кафе, галереи – это тоже выбор людей, которые настроены на поиск изменений в городе. Москва – город с большим будущим. Он показывает будущее России через 20 лет. Так будет вся Россия жить, а Москва еще лучше.
Поделиться в соцсетях
Снято на Samsung
Galaxy S7 edge
Крымскую набережную искренне любят москвичи, что в немалой степени является заслугой уникальных цветников. Растения здесь подобраны и высажены так, чтобы круглый год радовать прохожих своим букетом, необычными цветами и соцветиями. Автор всей этой истории – ландшафтный архитектор Анна Андреева, авторский почерк которой сразу же полюбился горожанам. В ее работах используются не стандартные для московских клумб цветы и специально подобранные травы. Андреева любит мотивы лугов, старых дач, садов, лесных лужаек и полей. Естественный стиль ландшафтного дизайна Андреевой можно увидеть в парке «Садовники», на Триумфальной площади, в Олимпийском парке и во множестве других мест Москвы. Анна Андреева вместе со своей коллегой Марией Ашковой организовали бюро Alphabet City, где разрабатывают городские и частные проекты. Они убеждены, что в преобразовании общественных пространств кроется большой потенциал.
С детства, лет с 12, я интересовалась цветами. Моя мама – большой фанат цветов, и у нас на даче росло все, что только можно было найти. Когда нужно было поступать в институт, в Москве еще не было рынка ландшафтного дизайна. Поэтому я пошла в МГИМО – мне нравилось, как экономическая наука объясняет устройство мира. Во время учебы успела поработать журналистом, поучаствовала и в маркетинговых исследованиях. Довольно быстро стало ясно, что помогать продавать людям бананы или зубную пасту не приносит мне удовлетворения. Так что я вернулась к мечте детства. По большому счету ландшафтной архитектуре у нас еще толком нигде не учат, но неплохие технические знания я получила в Высшей школе ландшафтного дизайна при МАРХИ. После ее окончания стала работать самостоятельно. Когда началась капковская парковая революция и появился Мосгорпарк, я сразу поняла, что мне необходимо туда попасть. Там собрались молодые творческие люди, с которыми мы были идейно близки. И мой первый общественный проект – луг у павильона Школа в Музеоне – появился во время работы в Мосгорпарке, за год до Крымской набережной. В том же году я сделала цветники в Саду им. Баумана и в Бабушкинском парке. В Саду Баумана их на следующий год выдрали и заменили петуньями, а в Бабушкинском парке – туями.
Этот стиль называется New Perennials, или Новая волна, если по-русски. Это такая кристаллизованная природа лугов и степей, но все-таки их имитация с более яркими красками и более сильным эффектом. Я очень рада, что Елена Тюняева мои идеи хорошо восприняла. Она, как и все поначалу, очень сильно сомневалась, а мы с моим коллегой по Мосгорпарку Федором Новиковым сидели два часа и убеждали ее. «Это точно будет красиво?» – спрашивала она. Классно, что Елена не испугалась и получился отличный пилотный проект. На следующий год, когда архитектурное бюро Wowhaus начало проектировать пешеходную Крымскую набережную, меня пригласили делать проект озеленения. Ни у кого сомнений уже не было.
Последний год я работала в Группе компаний «Пик», где моя команда сделала несколько пилотных проектов благоустройства дворов без машин с большим количеством зелени и природных материалов. В этом году реализуется, правда, с изменениями, проект парка «Кузьминки». Мы сделали его вместе с архитектурным бюро «Практика». Придумали отличный детский игровой маршрут, и все площадки там природные.
Мы каждое место переосмысляем по-своему. Вот для сада «Эрмитаж», поскольку это место историческое, подобрали стиль, который можно встретить в Швеции в садах, окружающих замки: розы, георгины, колокольчики и никаких трав. Это более классический проект, но не совсем. Очень жаль, что у парка пока что нет средств на реализацию этой концепции. Если найдется спонсор, ее можно будет осуществить.
Ну конечно, хотя дело не только в финансировании. Сейчас вот понятно, что Крымская набережная и парк «Садовники» появились благодаря одному человеку – Сергею Капкову. С его уходом все мои проекты с цветниками Новой волны в парках были остановлены. Но вообще проекты в городе продолжают претворять в жизнь. В этом году появились мои цветники на Триумфальной площади, в проекте реконструкции площади от Buromosсow. Этот проект возник благодаря конкурсу, который провел и поддержал главный архитектор города Сергей Кузнецов.
После Крымской мы стали сотрудничать с английским бюро LDA Design (это очень большое бюро – они делали Олимпийский парк в Лондоне). Мы придумали 9 концепций парка для Департамента культуры, и 3 из них были построены: Сиреневый сад, Олимпийский парк и «Садовники» у метро «Каширская», который считается лучшим парком за пределами Садового кольца. До реконструкции этот парк был просто местом транзита местных жителей до метро. Сейчас это настоящий парк для людей: в нем классные детские и спортивные площадки, много цветников, скейтпарк, а в центре – террасы с травами, фонтаном и отличным кафе.
Цветников – гектаров 10, наверное, а парков – довольно много. Парк «Садовники» – 35 гектаров, Олимпийский парк – 50 гектаров.
Да, этот стиль имитирует природную стихию, но сильно модифицирован. Действительно, такие же травы растут на лугах, но если вы возьмете их с лугов и перенесете сюда, их колоски очень быстро осыпятся – не выживут в городских условиях. А сортовые травы, которые мы специально выбираем, стоят всю зиму, цветы ярче, и посажены они более концентрированно, поэтому такое ощущение волшебное. Мы сажаем их в четкой матрице идеальных злаков, поэтому некоторая неаккуратность полевых растений не бросается в глаза, потому что окультурена формой и правильной посадкой.
Очень здорово, что создаются общественные пространства. И при всей этой бурной критике программы «Моя улица» мы видим, что тротуары становятся шире. Все забыли, что 6 лет назад не было вообще никаких общественных мест и люди гуляли в торговых центрах.
У нас теперь во всех парках есть достаточно много кафе. Но вообще, в концепции Парка Горького от LDA Design были большие оранжереи на набережной – как раз для зимы. Это частая история у ландшафтных архитекторов: мы все любим предлагать зимние сады и террасы, но их довольно дорого реализовать.
Ну, урбанистика – это и про огороды тоже. У многих москвичей действительно огромная тяга что-то делать на земле. Мы этим летом организовали Клуб друзей Крымской набережной. Идея в том, что, когда за ней будут ухаживать именно те люди, которым это интересно, результат будет гораздо лучше. Уже примерно 40 человек откликнулись, мы провели ревизию территории, зафиксировали, где какие сорняки появились. Дальше будем полоть и восстанавливать цветники: они за три года некачественного ухода сильно пострадали. Надеюсь, получится создать интересное сообщество – со значками, лекциями, разными мероприятиями. У нас есть страничка на фейсбуке: там можно узнавать о наших новых задачах и помогать при желании.
Мне вот не хватает хорошего общественного транспорта. У меня есть машина, но я стараюсь не ездить на ней в центр. Чтобы было комфортно, нужно больше общественного транспорта. Еще, мне кажется, совершенно не задействована периферия города, все сосредоточено в центре. Я живу в районе Академической, на идеальной улице с трамваем, платными парковками, с нежилыми первыми этажами, но до среды европейских улиц здесь пока далеко.
Вы про эти фестивали варенья? Да, конечно, лучше наоборот. Не понижать вкус, а дать людям увидеть что-то новое. Вот Крымская набережная позволила поставить Москву в один ряд с лучшими мировыми образцами городского дизайна. Когда публикуешь ее фотографии, или Триумфальной, или «Садовников» в западных группах, все очень удивляются, что в Москве такое есть! А когда мы только предлагали многие растения, нам говорили: «Это же сорняки!» Потом, когда все выросло и стало видно, как это красиво, всем понравилось.
Крымская – конечно, волшебная сказка. Но для Москвы нужны решения, которые не требовали бы особого ухода. Архитекторы часто используют фотографии Крымской для примеров, но немногие понимают, что таким цветникам в дальнейшем нужен профессиональный уход. Сейчас мы специально ездим в поля изучать подмосковные растения – очень сильные, растущие в условиях, где сорняки не могут пробиваться. Надо создавать стиль, в котором растения будут развиваться без особого ухода, и это возможно. На Западе такое направление весьма популярно в последнее время. Это актуально и для Москвы, и тем более для других российских городов.
Мы все, конечно, молимся на голландца Пита Удольфа. У него очень много проектов, но больше всего он известен по парку Хай-Лайн в Нью-Йорке. Мне очень приятно, что обычно иностранные коллеги представляют меня как «русского Пита Удольфа».
Мы пользуемся универсальными правилами, которые есть в специальных учебниках, разумеется. Но самое главное и очевидное наше правило – не должно быть слишком много цветов сразу. Все должно быть волшебно и объемно, но следует придерживаться определенного минимализма, останавливать себя. Мне нравится подход, когда в одно время года цветет не более двух-трех растений.
Мне трудно сказать, какие мои любимые цветы, я же не флорист. Скорее стоит рассказать, какой тип ландшафта меня привлекает. Сейчас я очень увлечена лугами, которые появляются на местах бывших полей. В таких лугах растений немного – всего 5-10 видов, – и мне нравится такая минималистичная красота.
Мне очень нравится Ботанический сад МГУ на Воробьевых горах: про него мало кто знает. Туда можно попасть только с экскурсией, и это стоит того – там много красивых растений, гигантский альпинарий, который построили из камней с линии обороны Маннергейма, там озеро и вид на МГУ с необычного ракурса. Я люблю водить туда друзей. Мы ходим в непафосные кафе со вкусной едой, например, в кафе «Юность». Или в очень странные места вроде вьетнамского кафе на рынке «Москва» в Люблино. Вот место, где время остановилось, очень любопытное.
Мне в моем родном городе очень не хватает красоты. А поскольку для меня красота – это в первую очередь природная эстетика, я всем, что делаю, пытаюсь вернуть ее в город.
Поделиться в соцсетях
Снято на Samsung
Galaxy S7 edge
В конце 90-х кафе Каценельсона Courvoisier среди постсоветского общепита, впадающего из крайности в крайность, стало островом демократичного шика. Вскоре рядом появилось продолжение – ресторан «Огни», позже над водой Чистых прудов – крайне успешный «Шатер». Мастер идеальной локации, Каценельсон умеет дать Москве именно то, чего ей не хватает. Несколько лет назад он уловил формулу тихого счастья остепенившегося москвича. В кафе-кулинарии «Братья Караваевы» можно и позавтракать, и готовой еды домой купить. Но Каценельсон не так прост, чтобы просто стричь купоны с удачного бизнеса. Когда-то он делал модную музыку и умеет сочинять новые темы и вариации в ресторанном деле. В этом году появился «Рынок и общепит» – ближневосточное кафе с мини-рынком внутри. Жизнь Москвы только выигрывает от фантазий этого удивительного человека.
Музыка музыкой, а рестораны ресторанами. Жизнь завела меня в рестораны.
Концепция? Это все придуманные вещи. А есть мир, который меняется. Сначала был Bells, потом Courvoisier, который существует уже сколько лет. А потом ты просто чувствуешь, что нужно, или не чувствуешь. Вот «Шук» почему мы сделали? Потому что ищем новые форматы. Для чего? Посмотрим, что получится. Сначала надо придумать какой-то формат необычный, потом само пойдет. Попал или не попал.
«Братья Караваевы» – самый правильный формат из всего, что мы запустили за последнее время. «Шатер» на Чистых прудах – тоже очень успешное место, но оно не может быть правильным форматом, потому что его главная достоинство – локация. Нужен проект формата, который ты можешь повсюду применить, а «Шатер» не можешь применить всюду. А с помощью «Братьев Караваевых» мы вышли в другое измерение. Сначала делали рестораны один за другим, и какие-то до сих пор прекрасно живут, а потом открыли «Братьев Караваевых» – и попали в производственную историю, что полностью изменило наш бизнес.
Вот этот общий запал на готовку. Создается микрокультура, когда всем становится интересно готовить, что-то такое делать. Много новых молодых шеф-поваров, они все самореализуются. Это очень важный позитивный момент. Несмотря на отсутствие продуктов, конечно. Поэтому, когда наши открывают рестораны за границей, они имеют большой успех. Потому что у нас есть уже своя особая гастрономическая культура, которая возникла и реализуется интересно. Плохо то, что у нас нет школ и специалистов. Никто не умеет готовить профессионально. Это единственная сфера, где можно проскочить без образования, а я очень люблю образование во всем.
Я сейчас совершенно в стороне от этой истории. У нас есть просто большое производство и работа, которая делается каждый день, – одинаково, качественно и вкусно. Качество каждый день – вот наша работа. Творчество у нас на втором плане, единственное наше творчество – интерьер, новая концепция. Новое оборудование, заводы – вот наша сфера приложения сил. У нас практически индустриальный размах, поэтому я и говорю, что не занимаюсь гастрономическими изысками. Вот молодые ребята, у которых все впереди, они могут себе это позволить. Это похвально, у них глаза горят. А я в стороне от этого.
Конечно. Это происходит каждый день. Вот сегодня позвонили: плохой бутерброд был в «Огороде» на Аптекарском. Я сразу: «Ну-ка все сюда» – выясняю, так это или не так, удается поймать, где и кто допустил промах. Я говорю друзьям: если что-то не так, позвони мне сейчас, а не потом, через месяц и год – «А вот в прошлом году…» Нет, сразу звони, я попробую поймать. Конечно, постоянно все в реальном времени отслеживается и сразу работает. Булку победили для бургеров. Бородинский – самый лучший в Москве. А то, говорят, в «Кофемании» бородинский лучше! Ну нет, позвольте! Потратили время, получили хороший, лучший бородинский.
Год – это вообще минута, даже глазом моргнуть не успеешь. Я уже планирую на год-два вперед. Все запущено, идет, работает. Знаете, как нас учили в институте? О чем вы сейчас должны думать, пока молодые? Мне тогда было 19 лет, и я ответил: «Мы должны думать о пенсии». И это вовсе не долгосрочное планирование, нет! На следующий год все спланировано, и теперь я просто должен это сделать. Открыть новую «Лигу паб» в конце года. До нового года открыть еще трех новых «Братьев Караваевых». Зарезервировать все помещения под будущие проекты. Открыть «Форшмаки», посмотреть, как пойдет «Шук»… Ох, много всего! Мы уже давно должны запустить сайт для заказа «Праздников с Караваевыми», но он мне все не нравится и не нравится. Это новый сервис по заказу на дом праздничных столов. Такая скатерть-самобранка – оливье, горячие блюда, заливное – все, на что уходит много времени и сил, просто заказываешь на сайте, и к нужному часу абсолютно свежая домашняя еда приезжает к тебе, а ты только красивую посуду достаешь. И не надо сутки подряд рубить салаты! Вот запускаем эту историю, а как пойдут заказы, надо будет логистику и производственную зону под это организовать. У нас нет ни одной нормальной логистической компании. Нельзя просто заключить контракт с компанией, которая будет приезжать в 5 утра и все развозить – то машина сломалась, то водитель запил, то потерялся, то полиция задержала. Сплошной сумбур. Ты должен все сделать сам: создать логистику, организовать людей и машины.
Если бы мы оставались только ресторанным бизнесом, то нашими конкурентами были бы все остальные. В моей промышленной истории нет конкурентов. Мы находимся параллельно. Это другая реальность, она существует. Мы вернули формат советской кулинарии, когда вкусно и недорого. И если вы будете готовить дома, это обойдется дороже. Рассчитать правильно количество продуктов сложно, а готовить впрок нельзя, забивать морозилки – неправильно. Свежая еда – первое правило здорового питания.
Я за это время приобрел опыт. Это моя жизнь. А чем отличается одно время от другого? Да ничем. Так, незначительные визуальные отличия, о которых даже незачем говорить. Главный мой принцип – не стой на месте, не оставайся в 90-х. Мир двигается все время: ты сегодня можешь оказаться устаревшим по отношению к завтрашнему дню. Проснешься завтра, и тебе нужно будет сказать что-то этому миру.
Я тоже об этом думаю: клубов почти нет, остались только бары. Может, потому что музыка изменилась, ушло техно в массовом масштабе. Ведь клубы – это очень дорогое предприятие, тонкое. И основные игроки ушли, Леша Горобий умер. Может, вернется что-то, а, может, ушло в бесконечное прошлое.
В Москве безумно интересные музеи. Это главное достижение старорежимное – прекрасные музеи с их замечательными коллекциями: потрясающий Пушкинский музей, Третьяковская галерея, филиал Третьяковки в Доме художника. В Москве есть еще очень много чего, чем можно гордиться. Масса городов в Европе, в которых вообще показать нечего. Поэтому у меня нет такого, что я должен кому-то что-то доказывать по поводу Москвы. Есть огромная страна с глубокой культурой. Просто надо акцентировать маршрут на каких-то национальных, интересных и позитивных вещах. И не стоит комплексовать. А что касается ресторанов, удивить можно только опять же национальными вещами, необычными. Можно и модные места показать пару раз – все иностранцы любят «Уголек», «Северян», грузинские хорошие рестораны: например, «Сахли». Еще иностранцу будет любопытно показать Сандуны и «Кафе Пушкинъ».
Сделать жизнь людей веселее и проще, а не заниматься всякой ерундой.
Вот тут я не соглашусь. Это не значит, что я буду что-то делать за других. Мы просто открываем двери наших «Братьев Караваевых» – и многим людям становится проще жить. Лично мне интересно сделать некую формулу, которая нужна людям и позволяет деньги зарабатывать. И вот у нас есть такой огромный проект.
Поделиться в соцсетях
Снято на Samsung
Galaxy S7 edge
Директор Парка Горького и Музеона Елена Тюняева обладает искусством выстраивать стратегию развития таким образом, что через несколько лет кажется, что так было всегда. После ее прихода в 2011 году в Парк искусств Музеон он довольно быстро из странного пустыря – склада старых скульптур – стал настоящей достопримечательностью, достойным примером современного архитектурного ландшафта и вписанной в него культурной деятельности. Год назад Департамент культуры объединил Музеон и Парк Горького. Директором объединенной территории стала Елена Тюняева. Ее стиль работы проявляется в качественных сдвигах в окружающей среде, так или иначе заметных каждому. И за любимый парк с таким компетентным менеджментом можно только порадоваться.
Елена Тюняева: (смеется) Наверное, это к родителям вопрос все-таки. Когда в детстве и юности у человека есть возможность путешествовать, смотреть другие страны и парки, произведения искусства и прочие прекрасные вещи, тогда у него формируется хороший вкус. Но Музеон – естественно, не единоличное творение, это работа целой команды людей: архитекторов, культурологов, социологов, менеджеров. А вот то, что мне помогало со всеми специалистами коммуницировать, слышать их предложения, принимать сложные решения, делать выбор по цветовой гамме, по архитектуре – это, наверное, и есть вкус и стиль. Вкус формируется в течение всей жизни, а у меня просто появилась возможность реализовать его в работе.
Я не соглашусь с вами, что Парк Горького – только про массовую культуру. Разумеется, крупные массовые мероприятия – это основа деятельности Парка Горького, мы же – центральный парк, но у нас активно работает и множество образовательных проектов. «Зеленая школа» для любознательных детей, Музей Парка Горького со своим небольшим музейным фондом, в Нескучном саду – множество объектов культурного наследия. И конечно, у нас прекрасный сосед, с которым мы дружим, – Музей современного искусства «Гараж». Так что интеллектуальная составляющая тут очень даже развита. Ну а первое, что я сделала, чтобы объединить Парк Горького и Музеон, – это предложила сотрудникам Музеона сходить на экскурсию в Парк Горького и наоборот. Это, во-первых, сплотило команду, а во-вторых, появился новый экскурсионный маршрут для посетителей. Наши экскурсоводы, научные сотрудники, с удовольствием увеличили маршрут с территории вокруг ЦДХ до Нескучного сада, в нем появились историческая составляющая и б?льший масштаб.
Вообще, чтобы красиво и грамотно преобразовать пространство, нужны достаточно большие финансовые ресурсы. Но второй немаловажный момент – это, конечно, менеджмент. Потому что можно получить много денег, но желаемого, запланированного результата не достичь. Хороший управленец работает в команде с людьми, обладающими знаниями по социологии места, анализирующими культурный срез. Очень важно, какая аудитория, какой у нее запрос, какие институции находятся рядом. Это большая-большая работа, и прежде всего разработка грамотной концепции. Мы в Музеоне начинали как раз с множества встреч с разными людьми, собирали мнения: как лучше, что нужно, что уже сделано. Правильно сформированная концепция – основа разумного развития места.
Конечно! Самый лучший помощник в работе – это наши посетители. Сразу сообщают, где что не так – они все видят. Никому не нравится получать замечания или советы, но чтобы держать руку на пульсе сразу везде, нужно прислушиваться – это отлично работает. Правда, посетители бывают и такие, что сотрудники собственный «креатив» применяют. Недавно мне сообщают: стоят кресла, связанные между собой. Стала разбираться: «Что случилось?» «Ну, пришлось связать кресла, потому что люди их растаскивают. Уносят! И при патрулировании охрана не всегда замечает это». Оказывается, некоторым хочется частичку Парка Горького забрать с собой (смеется), а работники парка решили связать кресла, как велосипеды. Я конечно, попросила все развязать, а охрану внимательнее следить за мебелью. Если мы все тросами перетянем, будет ощущение несвободы. Так что у нас бывают случаи, когда посетители не самым лучшим образом поступают, но мы стараемся вовлекать людей в жизнь парка. Мне же хочется еще больше уважения и внимания к этому месту. Знаете, у меня мечта, чтобы каждый человек мог сделать какой-то свой вклад – может, материальный, а может, просто потрудился бы на благо парка: прополоть цветники, помочь с уборкой и в то же время почувствовать запах свежей травы, стать соучастником – это же так здорово!
Дерево – это хорошо, но не так просто, а нам нужна куда более прозаичная помощь. Прополоть цветник, скосить траву, полить газон… Конечно, из институтов иногда приезжают ребята на практику, но их не так много. А мы предлагаем ухаживать за своим парком под руководством специалистов, что очень ценно. Каждую весну проводим акцию «Весенняя стрижка» – всегда с ландшафтными архитекторами. Открыли Клуб друзей Крымской набережной, где под надзором профессионалов можно понять, как устроены наши цветники. Сейчас мы как раз в процессе формирования такой группы добровольцев и открыты для всех – будем делать субботники специальные и звать всех желающих приобщиться к работе с растениями.
У нас были даже фестивали ресайклинга, чтобы в очередной раз показать, что бывает с отходами, как их можно использовать, что целесообразнее их делить и т.д. Программа раздельного сбора мусора у нас была запущена в Музеоне, но, к сожалению, люди отвечают достаточно слабо на такие инициативы. У нас стоят урны для раздельного сбора мусора, заключен договор с компанией, которая занимается вывозом мусора с последующей переработкой. Но постоянно нужно об этом рассказывать, объяснять и показывать пример. Это не быстрый процесс. Если даже везде расставить урны, нужно будет потратить уйму времени, чтобы научить людей бросать бумажку в одно место, стекло – в другое, органические отходы – в третье. Как любое воспитание, это требует терпения и времени. И нужно начинать в детстве, чтобы одна система была во дворах, школах, парках. Тогда проще будет перестроиться. Это должно быть удобно и обыденно. Мы, например, с детьми ежегодно весной ходим в лес: берем с собой пакеты, гуляем и собираем мусор. Но ты выходишь с этими пакетами из леса и думаешь: что с ними делать? А так перед тобой в лесной зоне или в парке уже стоят контейнеры, и ты понимаешь, что есть организованная система. Пока это все в проектах, и мы готовы их поддержать.
У нас большие планы, которые начинаем осуществлять уже сейчас. Мы запускаем благоустройство Пушкинской набережной, реставрируем Голицынские пруды – малый уже почти закончен, а осенью катамараны откатаются, и мы начнем большой Голицынский пруд глобально ремонтировать. Уже к весне он будет красивым и новым. Конечно, Пушкинская набережная ресурсов больших требует, и там очень много сложностей, но оптимизировать все риски и расходы возможно: мы будем делать этот проект поэтапно. А на зиму начали готовить новый каток, который снова всех удивит. Готовь сани летом – это точно про нас.
Моя миссия – сделать эту жизнь лучше. Сейчас занимаюсь парком и хочу, чтобы он стал лучше – я делаю все для этого. Но если бы я занималась ресторанным бизнесом или спа-салонами, точно так же выкладывалась бы. Потому что все надо делать с интересом, для собственного удовлетворения – тогда будет хороший результат, которым можно поделиться с другими. Вам должно быть небезразлично то, что вы делаете. Это может быть сложно, но это жизнь, и главное – суметь привнести в наш мир что-то красивое и хорошее. И человек всегда понимает, что он там, где надо, и занимается тем, чем нужно. Я в этом уверена. За какие из осуществленных проектов вы испытываете гордость?
Крымская набережная! Даже не Музеон целиком, а именно Крымская набережная (проект Крымской набережной претворен в жизнь по заказу Парка искусств Музеон архитектурным бюро Wowhaus под руководством Дмитрия Ликина и Олега Шапиро в 2013 году. – Прим. ред.). Получилось за весьма короткое время сделать очень красивое место. Я иногда еду уставшая, а посмотрю на набережную и думаю: «Да ладно, все не зря! Есть за что дальше бороться». Потому что, когда видишь радостные лица людей, чувствуешь удовольствие, которое они испытывают, понимаешь, что, несмотря на сложности, нужно идти к намеченной цели.
Поделиться в соцсетях
Хорошее освещение имеет важное значение. Особенно для селфи. При съемке в условиях недостаточной освещенности яркий Super AMOLED экран смартфона выступает в роли вспышки. Где бы вы ни находились, селфи будут получаться четкими и красочными. Ваши знакомые точно захотят «такое же» фото.
Снято на Samsung
Galaxy S7 edge
Скуратов — один из немногих архитекторов, построивших в Москве более 30 разноплановых архитектурных сооружений: жилых комплексов, офисных зданий и центров. За достаточно короткий период времени в исторической перспективе — около 25 лет активной деятельности — стиль Скуратова стал узнаваемым, что идет на пользу эклектичной Москве. Его проекты «Садовые кварталы» в Хамовниках, Арт-хаус на Серебрянической набережной, жилые дома в Бутиковском переулке, дома на улице Бурденко, бизнес-центр «Даниловский форт», великолепный небоскреб на Мосфильмовской и еще множество зданий выглядят респектабельно, но выдержанно, поражая идеальным соотношением формы и материалов, современностью без вычурности, восхитительной адекватностью месту и времени. Скуратов неоднократно говорил, что, создавая дома, получает удовольствие, и это передается и жителям дома, и прохожим, и, кажется, самому духу города.
На самом деле я меньше всего думаю об узнаваемости своего стиля, больше о гармонии и среде. Каждый дом имеет свои, присущие только ему эстетические, композиционные и градостроительные параметры. Они складываются в авторском сознании посредством профессиональных поисков и размышлений, учитывающих специфику времени и конкретного места, его размеры, пространственные связи и историю. Все это на профессиональном языке называется контекстом. При этом этика внедрения в среду важна для меня не меньше, чем эстетика. Это взаимодействие и есть язык, на котором здание и архитектор разговаривают с городом. Но городской пейзаж – это не только дома. Есть еще огромное и разнообразное пространство между домами. Парки и бульвары, улицы и мосты, дворы и площади, реки и водоемы, даже парковки и дороги. В последние 15 лет общественное пространство стало наконец такой же важной темой для исследований, поисков и разработок, как транспорт и массовое жилье.
Мы сидим с вами сейчас в благоустроенном зеленом дворе «Садовых кварталов» – это один из проектов, где пространству уделяется такое же внимание, что и зданиям. «Садовые кварталы» – это не просто 40 домов, стоящих рядом друг с другом, не только дворы и площади без машин, не только самая озелененная и обводненная жилая территория в центре города. Это фрагмент идеального города, в котором архитектурно решены все проблемы комфортной, безопасной и функционально насыщенной жизни в мегаполисе. Мы надеемся, что заложенные здесь принципы со временем станут нормой в новых московских кварталах.
В последнее время урбанистика стала очень модной профессией. Формированием градостроительных планов и задач занимается громадное количество людей и ведомств. Если ты хочешь своей деятельностью влиять на градостроительную политику, вероятно, надо оставить профессию архитектора и стать чиновником. Я не хочу этого делать. Другой путь – чаще участвовать и побеждать в градостроительных конкурсах, быть членом архсовета Москомархитектуры или членом жюри конкурсов на развитие города, на что у меня нет ни времени, ни амбиций. До профессионального архитектора результаты этой деятельности доходят в виде документа, который называется «Генеральный план застройки земельного участка». В нем прописываются основное функциональное назначение территории, объемы, плотность и высотность застройки, красные линии и другие ограничения, в числе которых иногда определяются взаимоотношения с исторической застройкой. В этих рамках мы и творим. Бывают конкурсы, где количество нерешенных задач гораздо больше – а значит, больше и свободы для творчества. Но надо еще убедить жюри, сделать их своими союзниками и не напугать своим сильным решением. Возможно, эта система архитектурного проектирования построена неидеально, но сказать, что каждый уважаемый архитектор может оказывать влияние на градостроительную политику города, наверное, слишком наивно. Впрочем, в моих проектах у меня большие полномочия и возможности. Я придумываю образ, структуру, композицию, выбираю материалы, выстраиваю взаимоотношения с окружающим пространством. Знаете, это немало.
Самая важная тенденция в Москве – это то, что власти стали активно заниматься пространствами вокруг домов, транспортом, общественными и культурными территориями. Это один из самых серьезных трендов. Что касается благоустройства, мне, как и вам, не терпится посмотреть, что получится. Но нельзя оценивать дом, пока он недостроен. А когда идет строительство, всегда роется котлован, ездят грузовики и много грязи – это доставляет дискомфорт. И когда мы лечимся, нас заставляют пить лекарства, делают уколы – это тоже неприятно. Строительство – неизбежно дискомфортный процесс. Так что надо подождать.
Самый крупный – это застройка первой и второй очередей района ЗИЛАРТ. Делаем его вместе с командой моих друзей и единомышленников, из которых я назвал бы Юрия Григоряна, а также «Группу ЛСР» во главе с Андреем Молчановым. Это хороший заказчик: продвинутый, не боящийся экспериментов, с правильным отношением к современной архитектуре и искусству. Еще в ближайшие два-три года появится комплекс жилых небоскребов около Сити, в районе Экспоцентра, который мы делаем с «Капитал Групп». Это интересная работа, не похожая на все, что построено в Сити: три высотные башни, посвященные взаимоотношениям архитектуры и природы, света и тени. Это проект про элегантность, стройность, легкость, про какую-то невесомость… Есть еще много проектов, разумеется.
Важно понимать, что архитектура – история долгая, делается медленно и требует осмысленности, экономического и технического планирования, связана с вложением больших ресурсов: и человеческих, и материальных. Любой заказчик долго сживается с проектом, часто оказывает на него какое-то влияние, поэтому весь этот процесс – перманентный и напряженный диалог между архитектором, заказчиком и городом. Но архитектор не был бы художником, если бы не делал что-то новое в каждом проекте. Неинтересно тиражировать одни и те же материалы, приемы и решения. При этом новизна не является самоцелью, она вызвана скорее развитием личности архитектора и новым контекстом строительства. С годами может меняться язык, на котором архитектор разговаривает с городом, с заказчиком, с вечностью. Хороший пример – небоскреб на Мосфильмовской: там и конструктивные, и фасадные, и технологические решения – все новое, и не только для меня. Где еще есть небоскреб такой формы или композиции? Он апеллирует к древнерусским, византийским традициям, в нем есть элементы и конструктивизма, и деконструктивизма, элементы биоморфной архитектуры, при том что там нет кривых линий. В общем, это был поиск нового языка. Хотя архитектор не должен про свои здания говорить такие слова... (смеется)
Несомненно, количество идей, размышлений о городе, о доме, о среде, о пространстве в моей голове намного больше, чем то, что удается реализовать, и это нормально. Иначе не может быть, и с возрастом это понимаешь. Но внутреннего темперамента не убавилось. Я по-прежнему с наслаждением каждый день занимаюсь своей работой, и для меня нет ничего важнее моей профессии – не считая семьи, естественно. Близкие смеются: любой разговор я способен превратить в разговор об архитектуре.
В Москве есть две абсолютно уникальные ситуации, которые создают проблемы для архитекторов. Первая – радиально-кольцевая система, которая досталась нам в наследство и все недостатки которой известны. Вторая – это климат. Если бы мы могли, как в Испании, строить 12 месяцев в году, все здесь было бы по-другому. Многое из того, что легко и хорошо делать летом, зимой делать сложно, холодно, дорого или технологически невозможно. Сделать город комфортным, оживленным и привлекательным зимой – это комплексная техническая, организационная и гуманитарная проблема. Климат существенно влияет на облик нашего города.
По-моему, Москва – один из центров мировой культуры: музыкальной, литературной, театральной, выставочной. Чем она не является, так это, увы, архитектурной столицей мира, даже одной из столиц. Потому что Москве не хватает действительно уникальных современных пространств и общественных зданий. Все в мире знают Кремль, есть много замечательных памятников прошлых эпох, но современная московская архитектура не на лидирующих позициях. Актуальность и современность культурного языка во всех творческих профессиях чрезвычайно важны: необходимо ощущение времени, свободного поиска и движения вперед. И еще, чтобы быть культурной столицей, надо культурно относиться к своему историческому наследию, и этому нам в Москве еще предстоит научиться.
Знаете, мне очень нравится силуэт Москвы, он очень интересный. Например, я люблю приглашать своих иностранных друзей в ресторан, который находится рядом с моим офисом на крыше бизнес-центра на набережной – оттуда вся Москва как на ладони. Видно все: и высотки, и Кремль, и Василия Блаженного, и Останкинскую башню, и даже несколько моих построек. А какие-то отдельные здания, которые, скажем так, не вполне соответствуют моим эстетическим идеалам, в этой массе исчезают. Архитектору очень важно иметь позитивный взгляд. Он должен быть, конечно, чутким и требовательным, но положительный и созидательный настрой в сознании архитектора – важнейшая вещь. Пессимисты не могут быть архитекторами (смеется).
Поделиться в соцсетях
Снято на Samsung
Galaxy S7 edge
Stereotactic популярны почти как рок-группа. С этой слегка устаревшей формой медиа-компанию роднит свойство создавать из фрагментов собственного мира уникальный продукт – это может быть клуб, фестиваль, вечеринка или фильм. В основе идей, реализованных Stereotactic, – Москва и ее не самые очевидные, но узнаваемые места. Дух приключений близок москвичам, поэтому все затеи Stereotactic воспринимаются на ура. В прошлом году Stereotactic вместе с Екатериной Кибовской и архитектурным бюро «Космос» запустили на задворках Покровского бульвара временный клуб «ЭМА» (в рамках проекта «Артквартал»). В этом году открылся новый, возможно, вневременный клуб «Кругозор» в Центре городской культуры «Правда», на месте гигантского типографского комплекса бывшей главной советской газеты. Главный продукт самых модных промоутеров Москвы – атмосфера творческая и расслабленная, комфортная и узнаваемая: для каждого своя. О том, как они действуют и что такое Stereotactic, рассказывает один из его основателей, креативный директор Алексей Дымарский.
Сфер, в которых мы работаем, даже больше. Stereotactic начинала как видео-продакшн-студия, которая снимала сноубордические фильмы, и оттуда мы доросли до международного уровня. Фестивальные фильмы – наша гордость, рекламные ролики крупных компаний – наши гордость и хлеб. Позже началось все то, что связано с организаций мероприятий, всяких событий и мест.
Да, конечно, с большим удовольствием. Генеральный продюсер Дмитрий Фесенко и главный за видеопродакшн Павел Карыхалин когда-то назвали нашу компанию Stereotactic. Митя был профессиональным сноубордистом, Паша снимал фильмы, а мы с Василием Куйбаром работали на Муз-ТВ, и у каждого был свой круг общения, состоящий из классных ребят. Мы делали вечеринки для наших друзей, которые составляли костяк аудитории, и это была как раз та аудитория, которая, как выяснилось, была интересна нашим заказчикам. Нам и самим приятно видеть ее уже больше 10 лет. Так что Stereotactic в нынешнем виде учредили 4 человека: Вася Куйбар, Паша Карыхалин, Митя Фесенко и я. А еще с нами с самого начала были Ира Подхватилина, которая всегда организовывала нас, а сейчас благополучно отбыла в Америку, и Максим Томаш, который снимал и продолжает снимать. То есть всего 6 человек. Мы работаем очень ограниченным коллективом, и у этого есть свои положительные стороны – мы никогда не скучаем, но есть и отрицательные – мы никогда не отдыхаем.
У нас очень парадоксальный путь: мы стали рекламным агентством случайно. Митя и я, мы были любителями хороших вечеринок и частенько их устраивали. У Мити имелся опыт по организации вечеринок в партнерстве с «Армой», мы с Васей были владельцами двух клубов электронной музыки. В итоге нас позвали участвовать в тендере одного большого пивного бренда, который мы удивительным образом выиграли. Тогда мы сделали серию крупнейших городских событий, и это помогло нам стать теми, кто мы есть сегодня. Но изначально все делали ради удовольствия – и видео, и вечеринки. Да, и продолжаем получать от этого удовольствие.
Честно говоря, мы просто искали место, которое бы отличалось от того, что уже есть в городе. Наши вкусовые пристрастия лежат вне области всего нового и причесанного, чем сейчас изобилует центр Москвы. Безусловно, мы сторонники каких-то положительных изменений, происходящих в городе. Но определенный нонконформизм нам присущ, и мы все больше в душе и все меньше внешне продолжаем оставаться панками. Так что мы сознательно хотели уйти из центра, а выбор конкретно этой площадки обусловлен тем, что мы в хороших отношениях с владельцами бывшего комплекса издательства «Правда». И у них есть амбиции развивать эту территорию как некий центр. Здесь уже кипит жизнь, и это классно. А «Кругозор» занял место бывшего депо для ремонта вагонеток, которые с этого дебаркадера вывозили тиражи газеты «Правда» по внутренней железной дороге. Это в 15 минутах от «Белорусской», но для всех поездка сюда – своего рода приключение. А мы очень любим приключения (смеется).
Мы иронизируем, конечно. Просто понимаем, кто является нашими единомышленниками – внутренне молодые люди, свободно мыслящие, разделяющие глобальные ценности: культурные и эстетические. Недавно мы анализировали и поняли, что 90% тех, кто приходит к нам в «Кругозор» сегодня, не знакомы ни одному из нас. Так что это больше не держится на наших друзьях, это единомышленники в широком смысле слова. Все разные: есть крайности, есть радикальные любители техно и фанаты джаза (чуть менее радикальные), но наш среднестатистический товарищ-приятель всеяден – он любит все, лишь бы атмосфера была хорошей.
Куда уж интереснее?! Будучи москвичами и людьми, которые влюблены в этот город, мы, наверное, даже никогда не формулировали для себя, что хотим сделать этот город лучше. До последнего момента все происходило интуитивно. И лишь недавно мы начали как-то более осознанно на это смотреть, формулировать для себя что-то вроде миссии. Но пока не настолько, чтобы громогласно об этом заявлять. Нам просто нравится делать классные вещи. При этом мы, будучи компанией небольшой и независимой, вольны в принятии решений, и наше коллективное сознание, оно не то чтобы в унисон всегда работает. Но иногда мы чувствуем, что на одной волне, и это позволяет нам, по мере того как наш корабль движется, разворачивать его от остановки к остановке, намечая себе новые ориентиры…
Отсутствие времени. Нам начинает не хватать 24 часов в сутках. Наши планы растут несоизмеримо быстрее, чем наши возможности. И мы не хотим ничего оставлять нереализованным – как следствие уменьшается количество свободного времени. При этом мы не ставим перед собой неосуществимых задач. Мы достаточно приземленно мыслим, и да, создаем какие-то нетипичные вещи в московском контексте, но это не что-то невероятное. Многие говорят: «Мы об этом тоже думали». А мы вот думаем и делаем.
Мы скорее спринтеры, чем стайеры. Для нас естественнее сделать рывок на коротком отрезке и думать, что будет потом. У нас есть краткосрочные цели: студия хочет снять то-то, а мы хотим сделать такой-то бар, или другой, или не бар.
В целом мы ориентируемся на сезон. В начале лета открыли «Кругозор». По планам он должен закрыться в конце сентября, и мы думаем, в какой форме продолжить жизнедеятельность нашего движения осенью. Есть мысли заморозить «Кругозор» на зиму, чтобы открыть следующим летом, но будем решать проблемы по мере поступления.
Уикенд действительно получился насыщенным. Но, несмотря ни на что, мы понимали, что в городе, находятся легендарные артисты. И не дать им возможности выступить было бы не совсем правильно. Все происходило очень быстро и спонтанно. Тут я не могу не поблагодарить в очередной раз Департамент культуры Москвы и администрацию парка Музеон за то, что оперативно включились и, несмотря на выходной день, помогли быстро организовать нам концерт Mulatu Astatke и Skatalites на сцене Музеона. Были и другие, локальные гиги, состоявшиеся стихийно при поддержке принимавших их сторон.
Летучий продакшн – смешное определение, надо запомнить, но тут скорее не мы сделали что-то невероятное, а ситуация помогла нам понять, что единомышленников действительно много.
Что касается баров, мы все немного устали от тусовок, и лично я сторонник классических видов досуга. Я живу на 1-й Брестской и Temple bar – мой любимый бар, хоть и немодный. Там хорошее пиво и вкусная еда. Хотя нет, любимый – «Кругозор», Temple – уверенный номер 2.
А по поводу иностранцев… Недавно я водил по Москве достаточно известного фотографа Буги (Boogie) – я его фанат, мы подружились через Instagram. Он обожает советскую архитектуру – собственно, во многом ради нее и приехал. Мы были в Чертаново, приходили сюда, в ЦГК «Правда», я его возил, показывал памятники советской архитектуры 70–80-х годов. Гуляя с Буги по Москве, я в очередной раз с сожалением осознал, что не так много осталось в ней построек, сохранивших нетронутый вид. Это одна из причин, по которой мы сделали «Кругозор» не в центре. Никто из нас дома не живет в евроремонте. Все мы комфортно себя чувствуем среди вещей с историей, с настроением – и здесь именно так, нам здесь хорошо. И «ЭМА» была таким местом. В обстановке наших клубов нет ничего нового – мы не любим стилизацию, так что лучше взять что-то старенькое, но настоящее. Такой парадоксально прагматичный дизайн.
Я скучаю по Москве моего детства: московские дворики, московские запахи… и именно это для меня является Москвой. Москва – город с европейскими амбициями и азиатским по факту бэкграундом. В этом уникальном смешении есть своя мощная сила. Я понимаю, что город должен эволюционировать, но мне хотелось бы, чтобы мы жили в городе, в котором градостроители относятся с большим уважением к истории, а значит, и к горожанам.
Поделиться в соцсетях
Снято на Samsung
Galaxy S7 edge
Москва из окна самолета представляется городом с островами не просто парков – настоящих лесов. Департамент природопользования в Москве контролирует чистоту зеленых зон, рек и воздуха, и достиг в этом определенных успехов. Главный эколог города Антон Олегович Кульбачевский стал руководителем Департамента природопользования Москвы практически одновременно с назначением Сергея Семеновича Собянина Мэром столицы, и сыграл важнейшую роль в том, чтобы экология была поддержана со стороны законодательной базы, а стратегия городского хозяйства ориентирована на сохранение природных ресурсов. Антон Кульбачевский рассказал Time Out что изменилось за эти пять с половиной лет в Москве с точки зрения экологии.
Для начала я бы хотел сказать, что, по моему мнению, изменения в сфере экологии начинаются с вырабатывания полезных экологических привычек у каждого жителя. Иначе все усилия будут напрасны. Но кое-какие достижения у нас – я имею в виду Правительство Москвы в целом, действительно, есть. Глобальное изменение: количество вредных веществ, поступающих в атмосферу города ежегодно от автотранспорта, уменьшилась больше, чем на 100 тысяч тонн. Когда Сергей Семенович возглавил город, ежегодно, вплоть до 2010 года, эта цифра увеличивалась, и была около отметки в миллион тонн выбросов вредных веществ. По итогам 2015 года объем выбросов вредных вещесты в атмосферу от автотранспорта составляет 880 тысяч тонн в год. При этом, если рассматривать общий объем выбросов в атмосферу, то 90% выбросов приходится на автотранспорт, 10% – на промышленность. То есть более 100 тысяч тонн нам удалось у автотранспорта отвоевать. Я считаю это большим достижением, влияющим на улучшение качества и всех остальных природных сред. И это, несмотря на то, что прирост автопарка – около 300 тысяч автомобилей в год. Количество автомобилей увеличивается, а количество вредных выбросов уменьшается.
Нам удалось сделать заботу об окружающей среде важной для всех сфер городского хозяйства. Мой предшественник позиционировал Департамент как запрещающую инстанцию. Раньше, чтобы получить согласование в Департаменте природопользования, надо было пройти «семь кругов ада», и зачастую, вопреки всякому здравому смыслу, все инициативы рубились на корню. Сейчас мы стараемся со всеми поддерживать рабочие отношения, но главное – соблюдать экологическое законодательство и привносить экологические принципы в каждый процесс.
Раньше экологические задачи ставились в зависимости от каких-то событий, а сейчас мы работаем системно. Например, я озвучил новую экологическую политику в 2013 году на Всероссийском съезде экологов. Кстати, в прошлом году Министерство природных ресурсов и экологии России ее полностью повторило для всех регионов Российской Федерации. Мы приняли принцип «двух Э» – «Экология + Экономика». Если мы не найдем экономических механизмов для финансирования «зеленых» программ, то экологические проекты в городе реализованы не будут.
Главная угроза для нашего мегаполиса – автотранспорт, загрязнитель воздуха № 1. Поэтому борьба с пробками – напрямую экологическая мера. Правительство Москвы ввело ограничение движения грузовиков по МКАД, вводятся ограничения по экологическому классу для автомобилей. Платная парковка – та же самая ограничительная мера, выделенные полосы для общественного транспорта. Все это дало такой положительный эффект. Для крупного мегаполиса отвоевать 100 тысяч тонн выбросов у автомобилей – это победа! Во многих городах подобными достижениями гордятся и празднуют.
Московский нефтеперерабатывающий завод (МНПЗ) наконец начал реконструкцию, которую закончит к 2020 году. В переоборудование производства они вложили около 200 миллиардов рублей. И выбросов в итоге там фактически не будет, и городской рынок будет обеспечен топливом самого высокого экологического класса – Евро-5. Кроме того, МНПЗ проводит открытую информационную политику – например, они повесили электронное табло в Капотне, на котором видно – превышаются нормативы по выбросам или нет.
В целом в городе на сегодняшний день уже 58 крупных московских предприятий, осуществляющих выбросы в атмосферу, оборудованы датчиками экомониторинга, мы следим за ними в режиме реального времени.
Реконструкция проводится и на Курьяновских и Люберецких очистных сооружениях.
Те же предприятия, которые загрязняли воздух и не проводили модернизацию, были закрыты. Например, в 2012 году был закрыт цементный элеватор в Печатниках. И мусоросжигательный завод «Эколог» в Некрасовке тоже был закрыт в 2014 году.
Об экотехнопарках я еще в 2011 году говорил. За этим будущее, но нам не хватало законодательных механизмов. Теперь в федеральном законодательстве произошли изменения, и у нас появились цивилизованные механизмы, чтобы эту проблему решить. Поэтому, я думаю, в ближайшие два-три года проблема утилизации отходов начнет решаться. И мы, наконец, от полигонного захоронения перейдем все-таки к цивилизованным способам – раздельному сбору, сортировке, переработке и получению вторсырья.
А главное, в Москве разработана экологическая стратегия до 2030 года, в которой определены все параметры, которых мы хотим достичь в сфере экологии. Мы четко понимаем, куда стремимся.
Что касается отходов, то снижение объема отходов, подлежащих захоронению, запланировано на 35%, при направлении соответствующей доли раздельно собранных и отсортированных бытовых отходов на вторичную переработку. Сейчас в некоторых районах этот показатель доходит до 15-17% – там, где есть контейнеры для раздельного сбора и мусоросортировочные станции.
Я всегда говорил, что вторичная переработка – это ниша для бизнеса. Новый закон обязывает: производишь упаковку – либо строй мощности по ее переработке, либо плати государству, и государство будет думать, что с этим делать. С 2019 года все компании-производители будут обязаны перед государством отчитываться: продали 5 миллионов банок – покажите, как вы эти 5 миллионов банок утилизировали.
Москва – абсолютно инновационная площадка, в том числе, и в сфере экологии. Все передовые изменения происходят именно здесь. И к нам едут за советом со всей страны: из Крыма, из Санкт-Петербурга, с Дальнего Востока. Мы активно сотрудничаем с международными организациями, Москва входит в Партнерство крупных городов по изменению климата С-40. 40 мегаполисов мира в 2006 году объединились, чтобы выработать позиции в связи с климатическими изменениями. И Москва активно работает, одно из лидирующих мест занимает в разработке и принятии решений по данному направлению. Например, мы делимся опытом с Лондоном, с Парижем, с Нью-Йорком. На уровне городов общение намного проще, чем на уровне стран. Наши проблемы созвучны, урбанизированные агломерации сталкиваются каждый день с теми же проблемами. Поэтому мы с коллегами общаемся на одном языке, и никакой политической подоплеки в этом нет, только профессиональный диалог.
Вы знаете, помимо того, что мы постоянно работаем над улучшением качества воздуха и воды, мне кажется очень важным озеленение зданий - балконов и крыш. Мне хочется запустить такие проекты, создать условия, чтобы больше московских крыш и зданий озеленялось.
Еще, я надеюсь, что, как только мы создадим мощности по переработке различных видов вторичного сырья, то эта отрасль заработает в полную силу и раздельный сбор отходов придет в каждый двор. Тоже очень важная задача. И тут важно именно изменить сознание жителей, воспитать чувство экологической ответственности.
Что касается охраны животного мира, наш Департамент активно борется с незаконным оборотом исчезающих видов животных. Допустим, вот живой уголок у меня в приемной очень показателен (в приемной целый мини-зоопарк – от попугаев до потрясающей красоты хамелеонов). Все это либо подкидыши – животные, которых москвичи выбросили, получив в подарок от кого-то или купив сами, либо животные, изъятые из незаконного оборота.
Может. Мы, когда изучали потенциал «старой» Москвы в плане дополнительного озеленения, обратили внимание на московские дворы. Есть социальный запрос на их озеленение. И теперь в управах проводятся конкурсы, например, «Лучший палисадник управы» или района. Люди выходят и что-то делают своим руками – высаживают цветочки, грядочки.
Во дворе дома, по согласованию с управляющей компанией – да, абсолютно реально. Раньше, чтобы посадить дерево, надо было пройти долгую процедуру, волокиту с согласованиями. А Мэр Москвы Сергей Собянин объявил осенью 2013 года акцию «Миллион деревьев», которая упростила принятие решения о высадке зеленых насаждений во дворе. Теперь достаточно оставить заявку в управе своего района или на портале «Активный гражданин». Жители могут выбирать породный состав, количество деревьев. Затем, в сжатые сроки наш Департамент обрабатывает заявки, получает согласование «Мосгоргеотреста», и в осенний и весенний период во дворах высаживают деревья и кустарники специалисты вместе с жителями. За время существования акции так озеленили около 10 тысяч московских дворов, высадили более 1 миллиона 400 тысяч деревьев и кустарников.
А самое главное – все это делается при участии жителей. Это как праздник во дворе. Сейчас мы часто даже не знаем своих соседей по лестничной клетке. А когда люди выходят высаживать в своих дворах деревья – этот труд объединяет. И по такой же схеме дворы детских садов, школ, больниц мы тоже озеленяем, начиная с весны 2015 года.
Москомархитектура и ландшафтные архитекторы целые труды создают - как должна выглядеть улица, какие цветы должны быть на клумбах. А, на мой взгляд, самое главное достижение за пять лет – в городе появилось понятие общественного пространства. Москва к 2010 году была практически оккупирована автомобилями, на всех тротуарах в центре стояли автомобили, город был для пешеходов враждебным. Поэтому первое революционное, что сделало Правительство Москвы, и, я думаю, это войдет в историю, – мы вернули москвичам пешеходное пространство. Посмотрите, после того, как убрали припаркованные на тротуарах автомобили, разбили цветники, сделали пешеходные улицы, поставили лавочки, сделали велодорожки – как сразу активизировались и вышли на улицы и жители города, и туристы. Это отметил и известный датский урбанист Ян Гейл, который весной посещал Москву. А проведение массовых открытых мероприятий – фестивалей, выставок, делает город еще более привлекательным для пешеходов. Сейчас, конечно, проводится реконструкция по программе «Моя улица», и есть некоторые временные неудобства. Но, давайте дождемся Дня города, когда работы завершатся, и вы увидите – Москва станет еще более красивой, комфортной и открытой.
Поделиться в соцсетях
Снято на Samsung
Galaxy S7 edge
Один из первых и ключевых российских рестораторов за плечами имеет профильное образование старого надежного образца – Новиков начинал карьеру поваром в ресторане «Университетский», был шеф-поваром Hard Rock Cafe, а в 1992 году открыл свой первый ресторан Sirena. С тех пор прошло почти 25 лет, и за спиной Новикова более полусотни ресторанов, в первую очередь класса люкс. С 2012 года компания Novikov Group расширила свою деятельность за рубеж, но сам Аркадий Новиков остается ресторатором №1 Москвы. Популярный гастрономический блогер и телеведущий весьма уверенно осваивает сегмент демократического питания – его бургерная #FARШ известна как отменным качеством и вкусом бургеров, так и длинной очередью. Но пионера российской гастрономической волны не пугают сложности: уверенный взгляд в будущее, спокойный и радостный – на настоящее. У Аркадия Новикова есть чему поучиться.
Сначала я делал рестораны, потому что мне нравилось это и я так зарабатывал деньги. Ну и вы понимаете, сколько я уже сделал ресторанов и какое количество людей накормил. Ведь когда мы едем в какой-то город, в первую очередь думаем, где будем жить и где будем есть. И если Москва становится городом, где много вкусных ресторанов – а я какой-то вклад внес в создание нескольких модных вкусных мест, – то, надеюсь, в этом и заключается моя маленькая миссия. Это раз. А во-вторых, сколько через нашу компанию прошло рестораторов и менеджеров, которые работают теперь в других местах или открыли свои собственные рестораны! То есть мы за эти уже почти 25 лет воспитали несколько поколений специалистов. Может, громко сказано, но думаю, это можно считать определенной миссией: мы действительно делаем наш город и страну немного лучше.
Я тоже считаю, это совершенно три разных времени. Давайте так: первая – это была Москва советская. Потом была Москва лужковская, когда многое менялось и мы менялись вместе с ней. Учились, как правильно делать и наш бизнес, и нашу еду. Все вместе – я имею в виду не только себя, а вообще рестораторов Москвы. А сейчас, если говорить про нынешний город, – собянинское время, я прямо горжусь Москвой. Не очень люблю расхваливать чиновников, но это так. Я и раньше любил Москву, а теперь просто горжусь ею. Часто бываю за границей и всегда рассказываю, каким офигенным городом становится Москва. Не перестаю восхищаться улицами, которые стали пешеходными: Патриаршие, Кузнецкий Мост, Дмитровка… Сначала, когда переустройство только начиналось, это мешало многим ресторанам, мы тоже довольно заметно пострадали – я даже писал какие-то письма. Но сейчас стало понятно, что Москва выиграла от этого на 100%. И надо продолжать в том же духе. Москва теперь достойный современный город. А вместе с нею меняются и москвичи, кстати.
Я не ругаю. Мой бизнес тоже пострадал, я говорю. Но он и выиграл в некоторых местах. Посмотрите, какие парки в Москве: Музеон, Парк Горького, ВДНХ. Посмотрите на Неглинную улицу. То, что уже сделано, –это живая польза для города.
Я не сторонник всяких эмбарго, но да, удивительным образом оно сработало в каком-то смысле на нас. Голь на выдумки хитра. Вспомните советские времена: я тогда родился и жил, и не было такого, чтоб мы недоедали. Счастливых людей было очень много. Можно и на хлебе с картошкой жить и быть счастливым. Писали стихи, снимали фильмы, любили, женились, рожали. А импортозамещение стимулирует, конечно, к чему-то… Хотя, повторюсь, я не сторонник запрещающих мер, которые вынуждают от чего-то отказываться. Тем не менее на нас вся эта ситуация повлияла напрямую. Мы сделали несколько ресторанов, где используем только российские продукты. Это «Сыроварня», где только отечественные природные сыры. Мы сделали мясной ресторан, где только российское мясо. Еще у нас есть интересные проекты, где мы используем максимально российские продукты. Я много об этом думал, и у меня уже несколько лет ферма и тепличное хозяйство: мы выращиваем огурцы, помидоры, салат, землянику и прочие овощи-фрукты. Это в Подмосковье, и оно, конечно, не сравнится с Узбекистаном, Азербайджаном или Краснодарским краем, где солнца больше, но у нас есть продукты отличного качества: все наше, родное, мое, огородное, природное.
Да, она увлекается здоровой едой, поддерживает здоровый образ жизни – это и еда, и спорт, и отношение к природе, у нее есть свои блоги. Это ее история. А я на самом деле всегда старался не злоупотреблять чем-либо. Тем не менее я не отказался от мяса, от птицы. А она ест овощи и рыбу.
Я бургеры обожаю: вот только что съел бургер. Даже два. Мы дегустировали новый бургер в #FARШ – мне лишь попробовать надо было, но я съел целый.
Ну, конечно, последние дети всегда самые любимые. Но не только #FARШ. Во-первых, «Рыбы нет» и «Сыроварня». Плюс мне очень нравится, хотя ему уже больше трех лет, ресторан «Большой». Потом рестораны Novikov в Лондоне, Novikov в Дубае – это очень важные проекты для нас, и ими можно гордиться. В одни ваши рестораны ходит элита политическая, в другие – артистическая, и появились места, куда ходят все, – в #FARШ, например, куда выстраивается очередь. Дело не в том, что я так полюбил фастфуд или изменил своим вкусам. Просто я считаю, что рестораны надо развивать в разных направлениях, они должны быть разных категорий. Сейчас такое время, когда, опять же учитывая ситуацию, в том числе экономическую, люди не богатеют. Соответственно, надо делать качественную, недорогую, быструю еду. Плюс появились пешеходные улицы: люди много гуляют. Мы под это тоже подстраиваемся и делаем то, что необходимо городу. Раньше я считал, что людям нужно то, что я делаю. А теперь я делаю то, что нужно людям. И это очень правильная тема. У нас есть сеть «Прайм», есть пончиковая, бургерная. И я думаю в этом направлении развиваться. Не по десятку ресторанов в неделю открывать, конечно, но как можем.
Читаю, обязательно. Не все, конечно – я бы физически не смог. Еще у меня есть Инстаграм, где люди жалуются периодически. Присылают отзывы, хвалят и ругают, и я тут же реагирую. Последний раз была жалоба на качество бургеров. Написали, что они ухудшились, потому что кусок огурца стал меньше. Я написал: «Спасибо, что отметили», сделал замечание: хотя, конечно, на качество бургера это не сильно влияет, но замечание принято. Кто-то матом написал про соленья в одном из ресторанов. Я сразу же пересылаю директорам, чтобы разобрались и отписались. Они ответили, что человек нетрезвый был. Я понимаю, что в 70–80% случаев люди действительно пишут правильные замечания, поэтому мы обязательно реагируем. Но бывает по-разному…
Не скажу, что очень много времени на это трачу, но да, мне нравится читать, смотреть, коммуницировать, я вообще очень общительный. Веселю людей какими-то своими шутками, а иногда стишками. Да, я начал писать стишки, когда завел блог в Instagram. Я сам этим занимаюсь, без SMM. По наитию. И пока от него одна польза – очень много предложений и пожеланий. Предлагают и продукты, и тарелки, и оборудование, и на работу хотят устроиться. Я думаю, это для меня очень полезно.
Я никогда не обращался ни к кому за помощью в реализации своих задач. И надеюсь, что не буду обращаться. Я считаю это плохим тоном. Все должны быть в одинаковых условиях.
У нас нет планов как таковых, у нас есть примерно 10–12 новых проектов, мы их и делаем. Как построим, так построим. Вот к осени мы на Бабаевском заводе откроем два новых ресторана, еще будет ресторан напротив зоопарка, еще одну «Сыроварню» строим. Много проектов.
В основном я иностранцев к себе в рестораны вожу, конечно. Ну и как обычно: Оружейная палата, парки, музеи, что-нибудь еще. Иногда, правда, и к друзьям и коллегам в рестораны могу сводить.
Не знаю. Она уже стала, по-моему. Ну разве что парковок нужно больше строить.
Поделиться в соцсетях
Снято на Samsung
Galaxy S7 edge
Три года назад, в июле 2013 года, Марина Девовна Лошак была назначена директором Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. Марине Лошак удается не только удерживать музей на том высочайшем уровне, на который его подняла Ирина Александровна Антонова, но и в значительной степени способствовать его развитию. Музей находится в эпицентре грандиозных изменений, не прекращая вести активную выставочную и социальную жизнь. Мы уже привыкли, что Пушкинский окружают три корпуса. Но на самом деле их уже гораздо больше, а вскоре весь квартал превратится в уникальный Музейный городок, который задумывался еще основателем музея Иваном Цветаевым. Марина Лошак рассказала о планах на ближайшее время, на долгосрочную перспективу и о том, как музей делает жизнь города лучше.
Ничего нового. Человек – существо нежное и слабое. Мы ежедневно встречаем огромное множество людей, все очень по-разному настроены, и сохранить нейтральность и буддийскую ровность порой сложно. А наша подвижная эмоциональность говорит о том, что мы люди творческие и неравнодушные. К нам зачастую приходят люди во взвинченном состоянии – быть милым в нашем городе вообще тяжело. А мы предлагаем сбросить негативную энергию и расслабиться. Но люди нервничают, им страшно не хочется, к примеру, оставлять большие сумки в гардеробе. И это происходит каждый день. К нейтральному полю продираться сложно, но моя задача – настраивать сотрудников в любой ситуации быть дружелюбными.
Нас ждет большая итальянская осень. В сентябре мы впервые в России открываем в партнерстве с галереей Уффици выставку Рафаэля, что само по себе звучит невероятно. Вслед за этим в главном выставочном пространстве откроется выставка, посвященная Джованни Баттисте Пиранези, где будут показаны более 100 офортов художника, а также работы предшественников и последователей мастера. В конце сентября в Галерее искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков мы открываем большую выставку Альбера Марке, которая недавно прошла в Париже.
В октябре в Главном здании мы откроем выставку-инсталляцию «Искусство жить. Интерьер бюргерского дома в Голландии эпохи расцвета». До конца года мы еще покажем малоизвестные акварели и работы на стекле Василия Кандинского.
А завершит год полномасштабная историческая выставка «Голоса безмолвия. «Воображаемый музей» Андре Мальро», курирует которую Ирина Александровна Антонова. Она посвящена Андре Мальро – выдающемуся деятелю культуры, писателю, министру культуры Франции. К нам приедут шедевры из огромного числа музейных собраний. Выставка откроется 1 декабря и будет приурочена к началу XXXVI Международного музыкального фестиваля «Декабрьские вечера Святослава Рихтера».
Жизнь не оставляет выбора. И даже в нынешней сложной финансовой ситуации мы должны планировать и строить все наши объекты точно по графику. Мы уже сегодня понимаем, что денег недостаточно, но хорошо, что они у нас есть в принципе. И мы много размышляем над тем, как к государственному субсидированию добавить сотрудничество с обществом. В российской ментальности глобальная идея – самая лучшая мотивация, поэтому умение идею сформулировать, сплотить людей во имя чего-то серьезного и исторически оправданного – это задача с хорошими перспективами. Благодаря частному инвестору этот музей и построился, поэтому у многих наших партнеров есть сильная мотивация оказаться в компании с Нечаевым-Мальцовым и увековечить свое имя в рамках нашего великого музея. Нас очень поддерживает множество институций и людей. Наш генеральный спонсор – ВТБ, очень помогают Газпромбанк, ЮниКредит банк, «Роснефть», Сбербанк. Есть не только банки, но и частные компании, и люди. С осени этого года у нас стартует новая программа «Меценаты Пушкинского музея», которая поможет вступать в долгосрочные отношения с партнерами и меценатам и интегрировать музей в мировое музейное пространство.
Безусловно, Пушкинский – музей очень большой, с огромным количеством разных движений, и без прекрасных специалистов невозможно было бы ничего осуществить. Сердце любого музея – его главный хранитель, и здесь это Татьяна Владимировна Потапова: она работает тут всю жизнь. Другая важнейшая фигура – замдиректора по науке Ирина Викторовна Баканова: человек, который занимается смыслами. Конференции, выставки, каталоги, научные статьи, взаимодействие с коллегами – только вершина айсберга научной работы. Замдиректора по экономике, Мария Салина, – это стратег, который вместе со мной отвечает за развитие. Руководитель отдела маркетинга и связей с общественностью – Евгения Киселева. Замдиректора по развитию Анна Трапкова занимается нашим будущим, и это не только стройка. Замдиректора по информационным технологиям Владимир Определенов – крупнейший специалист в стране по динамике современного музея.
Есть в музее и такие бесценные люди, как Виктория Эммануиловна Маркова – специалист по итальянскому Ренессансу, уровень знаний, яркость личности и человеческий темперамент которой очень ценны, человек, без которого трудно представить музей. И, конечно, президент музея – Ирина Александровна Антонова, главный камертон хорошего вкуса, глубины понимания и серьезности происходящего.
Все вместе образуют мощную, разнообразную, мотивированную и невероятно патриотически настроенную к музею команду.
У нас уже есть согласованная концепция реконструкции, все детали можно увидеть на сайте http://www.quarter.arts-museum.ru, который непосредственно посвящен строительству Музейного городка. Реконструкцией главного здания – максимально деликатной – будут заниматься реставраторы из Центральных научно-проектных реставрационных мастерских и архитектор Юрий Григорян. Последний раз главное здание всерьез «лечили» около 60 лет назад. Во время войны, в 1941 году, в соседнем доме взорвалась бомба: здание сильно пострадало, была снесена крыша, зиму он простоял под снегом. После этой трагической истории крышу залатали, но больше музей никогда не трогали. Сегодня здание не соответствует требованиям музея современного типа. Оно мало приспособлено для людей с ограниченными возможностями, у нас крошечный гардероб, мизерный буфет, нет места для музейных магазинов. Поэтому мы создаем под землей публичное пространство, которое соединит все основные здания Музейного городка. Музей останется прежним. Но все равно это будет болезненный момент. На время его придется закрыть, но мы так спланировали, что к тому времени уже откроются Музей импрессионистов и постимпрессионистов, Галерея старых мастеров, завершится реставрация Доходного дома братьев Стуловых, который станет Домом текста, и откроется новый Депозитарно-реставрационный и выставочный центр. А через три года историческое здание приспособится к современной жизни и представит коллекции древнего искусства. На самом деле все это довольно быстро произойдет.
Наше кодовое слово – «открытость». И мы делаем все, чтобы наполнить музей жизнью. До сих пор сложно освободиться от стереотипов, касающихся степени свободы в музее, но молодежь чувствует себя в Пушкинском легко: они сидят, разговаривают, рисуют, а также выступают как участники музейной деятельности. Мы вовлекаем в нашу жизнь людей разных профессий, ярких личностей – они читают лекции, пишут аудиогиды. Много волонтеров, стажеров, и их будет больше. Мы все время открываем новые двери, подбираем ключи, чтобы разные люди чувствовали себя здесь хорошо.
Угроза одна –пошлость, которая будет существовать всегда. Все остальные эксперименты, риски, попытки, пробы делать что-то иначе – я за них, если это сделано на основе хорошего вкуса и органичности, которые дают новый объем восприятия.
Уникальны мы сами. Главное достоинство нашего города – это энергия. Иногда приезжаешь в фантастический город, наполненный памятниками и событиями, и чувствуешь, что это мертвое пространство. Таких городов, как наш, очень немного: Берлин, Нью-Йорк, Лондон. И у нас все почти есть, но мне не хватает нежного, аккуратного отношения к архитектурному контексту. Я хочу, чтобы мы были аккуратнее и нежнее к городу, который так любим.
Нам еще есть что строить и создавать, нам очень нужен новый Пушкинский Modern, где мы будем говорить об искусстве второй половины XX и XXI веков. Мы знаем, как это сделать. Мне очень хотелось бы, чтобы в Москве был свой Музей дизайна. Наверное, нам стоило бы поработать над музеем для искусства ислама – в нашей стране живет огромное количество мусульман, которые хотят представлять свою культуру, отделяя ее от негативного бэкграунда. В мире постоянно открываются музеи неевропейских культур мира. Лучший пример – Музей Бранли в Париже. Я считаю, в Москве должна быть институция такого уровня, и не надо называть это этнографическим музеем. Нужен открытый взгляд на достижения анонимного искусства, которое провоцирует профессиональное. Если говорить о музеях, нам есть куда расти. Я очень рада, что кроме Музея «Гараж» в Москве возникнет еще одна частная музейная институция – пространство современного искусства Фонда «Виктория – искусство быть современным», учрежденное Леонидом Михельсоном и Терезой Мавика. Такие открытия меняют город и людей, которые в нем живут, они создают новые возможности – это и есть признак большой столицы.
Поделиться в соцсетях
Хорошее освещение имеет важное значение. Особенно для селфи. При съемке в условиях недостаточной освещенности яркий Super AMOLED экран смартфона выступает в роли вспышки. Где бы вы ни находились, селфи будут получаться четкими и красочными. Ваши знакомые точно захотят «такое же» фото.
Снято на Samsung
Galaxy S7 edge
Кирилл Серебренников – один из главных «виновников» сумасшедшей моды на театр в сегодняшней Москве. Он создал новый феномен – массовый театр, причем в самом лучшем смысле. Из курса в Школе-студии МХАТ родилась «Седьмая студия», потом театральный проект «Платформа» на Винзаводе, а позже Гоголь-центр. В Москве есть несколько ярких театральных лидеров со своими студиями, но именно Серебренников первый сумел значительно расширить театральную аудиторию. Не только интеллигенция – молодежь, истеблишмент, светские дамы – в театр стали ходить все. Умный, рефлексирующий, деятельный, Кирилл Серебренников обожает готовить публике сюрпризы – настоящие зрелища в рамках драматического театра. Недавно Серебренников стал обладателем очередной премии «Кинотавр» за фильм «(М)Ученик» по пьесе, идущей в Гоголь-центре. Фильм получил премию в Каннах.
Мне кажется невероятно ценным, что наш театр на таком подъеме сегодня, важно и то, что русский театр вернул себе позиции на мировой сцене. Сегодня никому не надо рассказывать, что происходит у нас – все знают фамилии, приезжают специально смотреть спектакли. Наш театр отстоял свою позицию ньюсмейкера, поставщика смыслов – не только событий, скандалов, «интриг и расследований», но смыслов! И сегодня люди, если хотят что-то понять про время, про себя, про смысл жизни, идут не в кино – наше кино очень хочет быть коммерческим, развлекательным, но русское кино как развлекатель – полный лузер. И, между прочим, кино тех режиссеров, кто в театре много работает – Сигарева, Вырыпаева, например, – пользуется тоже большим спросом. И Богомолов сейчас начнет снимать, кстати.
А плохого вообще ничего не вижу. Однажды я пришел на Винзавод на выставку и увидел совершенно прекрасных молодых людей, которых я ни разу не видел до этого в театре. И задал себе вопрос: а почему они в театр-то не ходят? Я начал вести тогда курс в Школе-студии МХАТ и думал о будущем этих студентов: для кого работать, как им не обрасти театральной рутиной. И решил, что нужно срочно покинуть удобные залы театра, выйти из зоны комфорта. Уйти в город, на нетеатральные площадки. Так возникла наша «Седьмая студия» – как некий «партизанский театр». Тогда это было вообще в новинку: мы задали тренд, который сейчас подхватили другие коллективы. А тогда, 6 лет назад, мы пришли на Винзавод, договорились с Софьей Троценко (директор ЦСИ Винзавод) и в разных подвалах, коридорах стали делать и показывать свои спектакли.
Очень хорошо пошла лекционная программа. Люди с огромным удовольствием слушают лекции про современный театр. Гоголь-кино пошло – ее руководитель Стас Тыркин делает эффектные премьеры, на которые билеты раскупаются за несколько часов. Отлично пошла Медиатека. Марина Давыдова объявляет достаточно специфические эстетские темы: «Кэти Митчелл и проблемы новой визуальности», скажем. Казалось бы, кто у нас знает и любит Кэти Митчелл? И вдруг забитый до потолка зал – люди хотят образовываться, узнавать для себя новые вещи.
Для меня театр – это территория свободы смыслообразования, место, где ищется эстетика, где формулируются смыслы, где идет постоянная работа над качеством человека, над его развитием. Я каждый день говорю артистам, что от них требуется высочайший уровень профессиональных навыков. Не насадка на проектор новая нужна, не новый софт, а вы должны постоянно находиться на пике формы, на грани возможного и невозможного – только тогда вы будете интересны людям. Поэтому наравне с развитием технической стороны театра как нового медиа так важна работа с профессией, с ремеслом.
Я и мессианство – нечто малосовместимое. Я слишком ироничен по отношению к себе и к мессианству… Но я считаю, что Театр с большой буквы Т может продолжаться, если он передается из поколения в поколение, как способ проведения времени, способ осмысления мира, способ рефлексии и – что важно! – как универсальный способ коммуникации. Задача нашего театра – не говорить о высокой миссии и предназначении, а просто сделать так, чтобы следующие поколения посчитали театр своим искусством и полюбили его навсегда.
Слаженность команды. Мы к этому долго шли, очень непросто – вы правы. Но мы долго над этим работали, и вот стало получаться. Это позволяет и артистам распределять свою занятость, и всем остальным службам. А нашим зрителям следить за премьерами. И дело не в абстрактной науке планирования. Это довольно большой комплекс мер продюсерских, организационных. Мы за очень короткий срок – за 3 года – научились сами и других научили вполне себе уникальным вещам. Ну а секрет прост: отсутствие властной вертикали. У нас работают горизонтальные структуры управления. Иные мотивации. Иные законы. Иной результат.
Мы с самого начала говорили, что хотим быть частью города. «Театр внутри города и город внутри театра» – это наша концепция. Но мы не чувствуем себя в полной мере интегрированными в город или хотя бы в район. Пока у нас не достигнуто соглашение об инфраструктуре вокруг театра, социальной рекламе, мы не видим знаков того, что наш театр ему нужен. Нас заставили срезать вывеску театра, срезали ночью с фасада баннеры. Есть, оказывается, указание, что на фасадах должны быть вывески определенного размера – что на кафе, что на магазине, что на театре. Это какая-то глупость, бред. Сегодня на Гоголь-центре вообще нет никаких опознавательных знаков, что это театр. Вот такое общение у нас с городом пока. Мы откликаемся на призывы участвовать в Дне города – это наше госзадание, но хотелось бы не только на таком уровне общаться.
Из хорошего: Департамент культуры дал нам денег на билеты до Авиньона – таким образом поддержал наше участие в главном театральном фестивале мира. Спасибо им за это.
Мне кажется, многие театры в Москве – не все, конечно, – это прекрасно работающие предприятия. Они, как магниты, могут и должны притягивать внимание горожан, туристов. К нам почти на каждый спектакль приезжают иностранцы, мы даже стали делать английские титры. И если бы город помог нам с оповещением туристов, было бы правильно и полезно для всех. Наши аэропорты выглядят довольно уныло. Почему там не размещать рекламу театров, спектаклей? Каждый приехавший на нашу премьеру турист поднимает экономику города.
Ну в основном, конечно, по театру. Если есть время и нет пробок – как правило, ночью, – везу их на Воробьевы горы. Сталинские высотки, Дом Мельникова, Наркомфин, конструктивизм, который пытаются снести и который надо отстаивать всеми возможными способами. Москва же очень интересный город. Едешь мимо Красной площади – ГУМ, Васильевский спуск, этот открыточный вид, мост, дорога в сторону университета, все в огоньках…
Чудовищная экология. Агрессия. Дороговизна. Нет маленьких уютных ресторанчиков и магазинов со всякой приятной ерундой – именно они создают городскую среду. Но если вернуться к театру и культурной среде, то мне кажется, нужно ускорить превращение индустриальных зон в художественные. То есть процесс идет, но сейчас это происходит только у частных собственников. Вот есть добрая воля – человек берет и делает, например, Музей русского импрессионизма или Арму. А город сам должен способствовать разрастанию кластеров. Капков не случайно начал работу в этом направлении. Хотелось бы продолжения.
Еще я думаю, что жизнь Москвы может быть построена через большие фестивали искусств. Не только День города раз в год, фестиваль варенья, фестиваль печенья, что тоже, наверное, важно для увеселения жителей. Но важно вовлечение серьезной международной культурной среды в жизнь столицы. Все основные проекты в столице федеральные. А мне кажется, что у Москвы должен быть свой большой международный фестиваль искусств, охватывающий весь город – и центр, и спальные районы, что особенно важно. У немцев, голландцев в этом большой опыт. И очень важна координация между уже существующими проектами: выставка в Пушкинском, выставка в Третьяковке, Чеховский фестиваль, фестиваль «Территория» – все это должно планироваться, рекламироваться комплексно, а не спорадически. Может, нужен фестивальный штаб города.
Но ведь это очень наивно, когда репертуар выглядит как «сбыча мечт» художественного руководителя. Мы стараемся ставить то, чего нет нигде. Все-таки мы находимся не в золотом театральном треугольнике, не в московском Вест-Энде, где все рядом. Нет, мы немножко в стороне – сюда едут специально. А чтобы к нам специально поехали, тут должно быть что-то такое, чего нет нигде.
Да. Блокбастер. Вот Олег Павлович Табаков, которого я считаю своим учителем в плане строительства театра, всегда говорит, что театр начинается не с PR, не с прекрасных интервью главного режиссера о том, какие мы хорошие, не с красивых артистов, а с того, что есть много людей, которые хотят посмотреть спектакль. В этом смысле у нас все складывается удачно. На многие спектакли в Гоголь-центр трудно купить билеты, все продается довольно быстро.
В 2016 году у нас будет три постановки в рамках проекта «Звезда»: спектакль «Пастернак. Сестра моя – жизнь» Максима Диденко только вышел, уже репетируется «Мандельштам. Век-волкодав» режиссера Антона Адасинского и «Ахматова. Поэма без героя», спектакль уникальной актрисы Аллы Демидовой. А еще «Персона» по Бергману, детский спектакль по пьесе Любы Стрижак «Море деревьев». В декабре будет перформанс «Похороны Сталина». И по многочисленным просьбам наших друзей и зрителей мы восстанавливаем «Метаморфозы» по Овидию и Печейкину. Спектакль не шел уже почти два года, и его очень ждут. С него мы и начнем сентябрь.
Поделиться в соцсетях
Снято на Samsung
Galaxy S7 edge
ZUKCLUB создает масштабные граффити и в сотрудничестве с городом, и по собственной инициативе. Работы группы собраны на сайте zukclub.com и на страницах в социальных сетях @zukclub. Просматривая их, видишь отражение всей истории паблик-арта в России.
ZUKCLUB – первопроходцы стрит-арта и mural-art, появившегося в российских городах всего лишь 10 лет назад. Сегодня этот жанр осваивают многие группы, но профессионализм, свобода творческого решения, видимая легкость и скорость, с которой команда Овсейкина осуществляет рисунок на высотной постройке, поражают и сейчас. По мнению независимых экспертов, они лучшие, главные и первые в этой области в России. Их работы довольно известны: это гномы с роскошными белыми усами и бородами в красных колпаках, портретная серия «Русский авангард» в геометрической манере, серия «Наследие» и еще ряд мощных художественных рисунков на стенах.
Я начал где-то в 1998–99 годах – это были каракули на заборах, но постепенно в наших картинах стали появляться сюжеты, и нас стали просить рисовать на заказ. Сначала для школы – даже отдали целый этаж, чтобы мы его разрисовали. Постоянно были заказы, не всегда нам интересные, но дающие возможность получать средства, благодаря которым мы рисовали на улице то, что хотим. И эта волна заказов за 15 лет доросла до правительства Москвы и зарубежных фестивалей.
Изначально была аббревиатура ZUK. Когда появилась необходимость ее каким-то образом расшифровать лет 15 назад, получилось «Зебра улетела куда». То, чем мы занимаемся, сближает нас с множеством людей – необязательно художников: кто-то занимается музыкой, кто-то фотосъемкой – разные творческие люди. Так мы решили прибавить приставку CLUB. Это клуб людей по интересам, которые вместе занимаются творчеством. Но доминируют все-таки художники, и их всегда было достаточно много. Костяк составляют Кирилл Стефанов, Артем Стефанов, Максим Маляренко, Максим Иванов – как-то так. Наша отличительная черта – именно разнообразие работ.
Я закончил Высшую школу экономики по специальности графический дизайн. Так что у меня есть художественное образование и понимание, что такое искусство: я изучал человеческую анатомию, рисунок, композицию, есть художественная база. Но мы, ZUKCLUB, всегда работали с улицей. У нас есть муралы и в малом формате, но в большом они гораздо интереснее, монументальнее и сильнее работают. В отличие от художников, которые пишут на холстах, мы всегда думаем о том, что работы должны гармонично вписываться в архитектурный ансамбль, в ландшафт – ведь их увидят миллионы людей. Работа часто создается, когда люди спят. В этом тоже есть свой определенный шарм, особенно если она за одну ночь сделана. Такой сюрприз.
Вообще в Москве монументальная роспись, согласованная с городом, появилась где-то в 2008–2009 годах. Стрит-артом в сегодняшнем понимании мы, в принципе, первыми начали заниматься в России. В 2008-м прошел фестиваль «Роза Мира» – девелоперы выделили 12 торцов зданий в районе станции метро «Бабушкинская» (некоторые до сих пор существуют). И там мы сделали 5 фасадов, помогая голландским художникам. С этого момента мы реализовали множество монументальных работ в Москве. Часть из них исчезала. Иногда здание реконструируется: его полностью перекрашивают или обшивают панелями, закрывающими рисунок. Многие первые рисунки создавались на пятиэтажках, а их часто сносят. Вот в 2013 году мы сделали проект «Русский авангард» – нарисовали Кандинского, Татлина и Родченко. Из этих трех фасадов остался только Кандинский, а Татлин с Родченко исчезли – вместо этого стоит гигантский новый дом. В принципе, мы к этому нормально относимся. Москва – это такой город, где долго ничего не держится. И у нас нет цели все это законсервировать на столетия. Но, я думаю, будущее стрит-арта в совместной работе с девелоперами еще до того момента, как появилось здание. Рисунки можно и нужно планировать на этапе проектирования жилищных комплексов.
Когда нам предложили расписать гигантский дом в Москве, мы решили нарисовать великих иностранных мастеров искусства, но заказчики смогли нас переубедить: «У нас есть свои классные, что мы будем рисовать вангогов!»… Так родился проект «Русский авангард». А в 2014-м был Год культуры: мы взялись за писателей, музыкантов, композиторов – и появился проект «Наследие».
Годом позже Департамент культуры предложил нам к 75-летию Великой Победы сделать серию военных портретов. Но наш проект связан с культурным наследием, а не с военно-патриотическим, поэтому все это курировали другие организации. Они использовали нашу идею, подачу. Даже пытались у нас просить шрифты, но это не мы были. И все равно СМИ писали, что это наши работы.
В глобальном смысле плохо, что нет культурной программы монументальной росписи в Москве. А то, что есть, – либо реклама, либо патриотическая социальная реклама, и все эти рисунки не имеют отношения к искусству. Профессионалы сделали бы это поинтересней. Все, что сейчас делают, очень скудно. А что касается творческих проектов по нашим эскизам, так этого не было уже два года. То есть, чтобы город попросил нарисовать и так далее, этого нет. Но в этом году мы тесно работаем с Музеем Булгакова, с музеем ГУЛАГа и с ними будем делать большой портрет Осипа Мандельштама в Нащокинском переулке – это последний адрес, где он жил. В начале года у нас была выставка в МoМА, где мы показали работу по Ильфу и Петрову «Одноэтажная Америка» – очень интересная вещь получилась. Так что мы стараемся развивать культурную историю, и с переменным успехом у нас получается.
Вы знаете, каждый наш проект за границей достаточно свободный. Там не согласовывают эскизы, даже если заказали тебе. Они определили, что ты им нравишься как художник, отдают тебе объект – и свободно можно рисовать. Никто не будет смотреть, что там мы делаем. Согласование есть только в России. Поэтому, когда мы приезжаем за границу, рисуем, что хотим. Мы отдаем себе отчет, что вокруг ходят люди с маленькими детьми. У нас есть собственная внутренняя цензура, мы все понимаем.
А про планы… В сентябре мы планируем представить свою книгу, состоящую из лучших работ за последние 6 лет. А в ближайшие три месяца мы постоянно будем за границей работать. В прошлом году мы для себя открыли Латинскую Америку – в первый раз в Венесуэле оказались. Мы вообще первые русские стрит-арт-художники, которые создали настенные росписи в Латинской Америке. Сами сделали две фрески, после чего в Москве нас консул Венесуэлы нашел, пригласил, вручил какие-то грамоты и подарки и сейчас старается с нами поддерживать отношения. Зимой в Мексике много работ создали.
Ну, во-первых, тем, что это направление вообще сюда притащили. Конечно, до нас здесь было очень много граффити, и понятно, что, если бы не мы, кто-то еще начал бы рисовать фрески. Но мы это все же сделали первые. Во-вторых, мы опять же первые, кто начал работать с монументальными объектами. Мы научились не просто делать рисунки на стене 3х3 метра, а делать их гигантскими. Что бы там ни было нарисовано, работа вызывает восхищение, потому что не все так могут.
Еще есть. Ты берешь баллон в руку. Тебе с виду 20–30 лет. Тебя считают вандалом. Никто не хочет понимать, что ты художник. Если берешь кисточку в руку – ты художник. (Это, кстати, одна из причин, почему мы стали работать кистями. Мы рисуем разными инструментами, но больше всего любим кисти.) Но, в принципе, вся модель мира граффити изменилась. Вот есть французский художник Space Invader, который клеит пиксельные изображения в виде космических захватчиков на здания. И появился человек из Испании, который приезжал в Париж, отрывал эти изображения и продавал их на eBay. Полиция выследила и задержала его, потому что отрывать стрит-арт от парижской улицы – преступление. Его судят за причинение вреда городу. Стрит-арт повышает культурную ценность места.
Мы легко относимся к работам, просто очень много их делаем. Вот работы Бэнкси запечатываются какими-то пятисантиметровыми листами, чтобы не дай бог кто-то не испортил. Потому что каждый день тысячи туристов приходят их фотографировать. Престиж района поднимается, недвижимость растет в цене. Такое искусство продают на аукционах. У нас это потихоньку развивается, так что в перспективе стрит-арт в России тоже будет стоить дороже. А художники переходят с работ на улице в галереи, потому что это приносит деньги и это лучше, чем рисовать на заказ патриотические граффити.
Понимаете, мы это сами раскачали, мы этим занимаемся с самого начала, и говорить, что нам повезло, бессмысленно: мы расписываем стены городов уже 15 лет. Причем нам все постоянно говорили: «Вы занимаетесь какой-то фигней, идите работать, зарабатывайте деньги, кому это нужно!» А сейчас по-другому говорят. Кто-то сидит в офисе с утра до ночи, а мы делаем проекты в Венесуэле. Мнение большинства неверно. Если ты знаешь, что делаешь, делай это до конца и четко. И мы стараемся продолжать и не собираемся отвлекаться.
В основном это наши мастерские. Они у нас в разных местах: вот сейчас на Чистых прудах в Кривоколенном переулке. Мы стараемся сводить их на ВДНХ – это наш район, мы здесь выросли, хорошо знаем все аутентичные места и очень рады, что в последние два года туда были инвестированы деньги: его причесали, там стало уютно. Кто-то просит провести экскурсию по стрит-арту. Из наших любимых заведений – мотоклуб «Энтузиаст», пинг-понг-клуб на Цветном бульваре, очень хорошее заведение La Boule в Парке Горького. Это места, где мы иногда появляемся.
У меня очень простой ответ. Я хочу больше искусства в городе. Сейчас Москва – единственный город, в котором нет современной скульптуры. Гуляя по Москве, я вижу кучу скульптур с Лениным, военных, монументальные скульптуры – и ни одной современной. У нас вообще нет паблик-арта в городе. А если его развивать, было бы супер. Говорят, у нас нет художников паблик-арта, но когда появится спрос, появятся и художники.
Поделиться в соцсетях
Снято на Samsung
Galaxy S7 edge
В России нет человека, который не знал бы, кто такой Артемий Лебедев. Он не артист эстрады, не актер, не президент – просто он придумал большинство актуальных форматов в отечественной блогосфере, сделал огромное число сайтов, задал фирменный стиль многим серьезным компаниям, а также осуществил ребрендинг московского метро. Идеолог перемен в дизайне Москвы, соавтор дизайн-кода и разработчик малых архитектурных форм, Артемий Лебедев убежден, что москвичам необходимо «взять свой город», а город должен, в свою очередь, отдать улицы людям. Его любимое слово – «делать», и он исправно делает этот город. В своей книге «Ководство», впервые вышедшей в 2006 году, возможно, впервые в стране Лебедев заговорил о расширении зоны комфорта горожанина. Сейчас, когда комфорт общественных пространств и благоустройство стали актуальной темой, самое время поговорить с гуру российского дизайна.
Дизайн – это любая осмысленная человеческая деятельность, превращение хаоса в порядок. Хороший дизайн – это полезная, функциональная, удобная, незаметная, осмысленная деятельность. Для меня дизайн – это все: от того, насколько удобно пройти по улице, до того, насколько грамотно сконструирован и красиво выглядит мост.
Не бывает так, чтобы нравилось всем. Москва – это живой эксперимент, каждый год что-то меняется. Тут работает общественный запрос, не только государственный. Например, фестивали еды показывают, что людям нравится есть на улице, руками. И потребность пить в подворотнях можно тоже как-то окультурить. Я воспринимаю все это как первую попытку узнать, как город реагирует на праздники – варенья, мороженого или вот праздник рыбы. Народ страшно кайфует. Людям поставили аквариумы с рыбой, и все были в восторге, словно видят это впервые. Чтобы сделать из городских праздников что-то действительно стоящее, нужно раздать их производство разным людям, чтобы это был фестиваль праздников. Когда все подчинено одним устроителям, они все стараются унифицировать, чтобы справиться с объемом. А нужно, чтобы одну улицу общественного питания сделал музыкант, другую – директор цирка… Чтобы шло соревнование. Никто же не делал этого в масштабах Москвы – вот и посмотрели бы, кому что понравится.
Да, но проблема в том, что наши нецентральные районы построены без мысли о том, что люди будут выходить на улицы. Конечно, лужайки вдоль реки всегда пользовались популярностью. К сожалению, мы живем в этике сталинизма, когда на улице нужно застегнуться на все пуговицы и незаметно пройти, чтобы не портить красоту перспективы, задуманную великим архитектором. В Туркмении это хорошо видно – идеально ровные улицы, нет людей, все в машинах, а если ты вышел на тротуар, на тебя смотрят косо. Обратный пример – Турция и Марокко. Они не боятся торговать, обслуживать, общаться. Тротуары полностью заполнены людьми, которые просто сидят и разговаривают. Люди не могут все время быть дома и на работе, они хотят быть на улице. Им необходимо так называемое третье место, и оно должно быть на любой улице. Поверьте, люди знают, как им жить и веселиться в своем городе. Сначала это начнется в центре Москвы, перехлестнется на окраины, потом перейдет в другие города, и в России станет жить прекрасно. Нужно просто отдать город людям. А людям взять город. И будет полное счастье.
Однажды, лет 20 назад, я сделал сайт metro.ru просто так. А лет 7 назад – тоже по собственной инициативе – схему метро. Я не смог больше выносить то, что висело в вагонах – там был такой взрыв на фабрике велосипедных цепей. Мы сделали схему и стали ее продавать как плакат. Ее сначала купил «Аэроэкспресс» и вывесил в каждом вагоне, когда в метро еще была старая схема. А потом объявили официальный конкурс, и мы его выиграли. Мы с метро познакомились и с тех пор очень друг друга любим. Теперь мы и правила верстаем, и схемы чертим, и напольную навигацию сделали. Добавили латиницу, составляем правила транслитерации, постоянно проводим опросы иностранцев, чтобы понять, как им удобнее ориентироваться. Мы делаем Москву понятнее.
Хорошо, спокойно отношусь. Чем больше городских традиций, тем лучше. Мне кажется, там пока еще есть что тереть. Ну, можно изобрести намордник для собаки на «Площади Революции».
Ну вот раньше была традиция пойти в «Детский мир» мороженое купить. Хорошее мороженое было только в кинотеатре «Россия», в «Детском мире» и в ГУМе. Была традиция: перед кино поиграть в игровые автоматы и фанты попить. А сейчас – ну не знаю, кофе попить. Надо бы, кстати, составить список актуальных на сегодня городских традиций, их очень мало. Вот в Нью-Йорке полно каких-то ритуалов, мест, событий и расписаний, на каждом углу что-то с умыслом сделанное.
Московские парки, конечно. Если посмотреть с Останкинской башни – домов почти нет, одни леса, и в лесах живут звери, что важно. При этом Москва не производит впечатления зеленого города, потому что убрали деревья с центральных улиц.
Еще из уникального: только в Москве есть отличное приложение «Активный гражданин». Через приложение «Мой город» можно заставлять чиновников заниматься своей работой: отправил фотографию со сколотой лестницей – через день пришли и исправили. Нигде в мире такого нет. Иностранцы не верят, но у них много чего нет – даже центрального отопления!
Проблема обычного дизайнера в том, что, если у него нет заказа, он ничего не делает. Это замкнутый круг, но мы делаем шаг из него – и круг превращается в линию. Выходишь на улицу и смотришь, что тебе не нравится. Года три назад я написал пост «Русский дрист» о таинственном происхождении жутчайшей грязи на наших улицах. Оказалось, что бордюр должен быть выше уровня земли, а если не так – это первый источник грязи. Появилась идея – и вот уже привозят новый бордюрный камень и переделывают газон. Возможно, эта зима будет чище, чем предыдущая. А может, скоро даже перестанут убирать листья и освоят технологию подсеивания жестких трав, что будет укреплять грунт и собирать пыль. Люди не против изменить что-то к лучшему, просто часто не знают, в чем проблема. Но их лень – это моя работа.
Я люблю старую Москву в районе Хитровки. Там есть фантастические места, например, на Воронцовом поле есть секретный лес, в который нельзя попасть. Причем там есть дома, которых нет на карте Москвы. Это неожиданно. В Москве много хороших ресторанов. Прекрасный гастропаб Moments напротив Павелецкого вокзала – неприметное место, очень люблю его. Нравится мне Crabs are coming на Никитской. Если бы его открыли в Нью-Йорке, все бы говорили: смотрите, как круто! А в Москве – ну так, неплохо. Pinch, Nude – в районе Патриков куча классных заведений. «Латук» – закрытый ресторан, но туда тоже стоит попасть.
Для этого нужно, чтобы культурой занимались не только в Министерстве культуры. Это какая-то бессмысленная организация, которая только мешает. В цивилизованном мире культура сама стремится к тому, чтобы быть богатой, интересной и разнообразной, и люди обеспечивают ее, а не министерство. Культура должна быть для людей, а не чтобы бюджет отработать. И в первую очередь способствует развитию современной культуры выделение пространств для творческих людей. Главное – им не мешать.
Да, несколько лет назад мы с Московским комитетом по архитектуре и градостроительству составили дизайн-код Москвы. Это правило, которое имеет статус московского закона и регламентирует размещение всей информации на всех фасадах. Можно ознакомиться с ним у нас на сайте. Там все есть: как можно, а как нельзя. Вот все здания и приводят в соответствие с дизайн-кодом. 10 лет назад Москва была увешана рекламой как арабский базар. Мы запретили световые короба и ограничили высоту баннеров. Это вернуло архитектуру городу. Следующий этап самый тяжелый – кондиционеры, тарелки и оконные рамы. В Барселоне гораздо жарче, но на фасадах нет кондиционеров. Но у нас даже в московских высотках меняют окна, хотя это памятник архитектуры. В Германии, если у тебя в квартире лепнина или камин, ты отвечаешь за нее как за историческую ценность. Просто уважение к архитектуре и хороший вкус начинаются с малого. Я думаю, если нам это удалось сделать с вывесками, удастся и с фасадами.
Последние два года кризис, денег на производство стало меньше. Зато мы начинаем делать городскую мебель и малые архитектурные формы: скамейки, урны, столбы.
Недавно сделали новый дорожный знак, информирующий о том, что здесь работает беспилотный автомобиль. То есть беспилотников пока нет, а знак уже есть. Мы сделали это первыми.
Каждым вторым. Но вот недавно мы делали для департамента строительства оформление всех городских строек. Нам было поручено оформление строительных заборов. Идея была в том, чтобы стройка стала разговаривать с людьми. В итоге то, что мы сделали для Москвы, скопировали очень многие и в разных городах активно используют. Это на самом деле уникальный пример того, как коммерческие компании воруют идеи у города. Слоган «Стройка на время, дорога навсегда» нравится людям. Это хорошо.
Сделать лучше мой любимый город. Когда буду умирать, хочу знать, что Москва стала лучше, чем она была, когда я родился.
Поделиться в соцсетях
Time Out собрал в одном проекте людей самых разных профессий, благодаря успехам которых Москва становится городом мировой культуры, городом, в котором так классно жить.
Проект «Люди, которые делают Москву лучше» предлагает вам узнать больше о Москве и выбрать своего героя.
Интервью: Марина Федоровская,
Редактура: Денис Крюков, Татьяна Шевцова,
Фото: Виктор Бойко